Геннадий Сазонов - Марьинские клещи (сборник)

— На пару агитируют! — съязвил Конев. — Проклятые черти! Придёт час, от них самих не останется ни клочка. Вот увидишь, Николай!

— А такое будет, товарищ генерал? — вырвалось у Чуранова.

— Сомневаешься? — повысил голос Конев.

— Никак нет, товарищ генерал — поспешил водитель. — Я верю в победу!

— Так-то надёжней! — поддержал Конев.

Он бросил листовку на дорогу.

— Если не верить в победу, так и воевать незачем, — добавил генерал. — Так и будет, что от них не останется и клочка, ещё как будет!

Тем временем, пока Конев спешил к месту своего нового назначения, с обязательным заездом в Москву, танковые батальоны и дивизии того самого Гудериана, командующего 2-й танковой армией вермахта, от чьего имени разбрасывали листовки, продолжали идти в направлении на Москву. Это были самые жестокие бронированные подразделения фашистов. Находясь в крайнем раздражении от того, что «блицкриг» в России срывался, Гудериан отдавал приказы, неслыханные прежде ни в одной мировой войне.

Только некоторые из приказов генерала Гудериана:

1. Пленных не брать, всех расстреливать.

2. Все населенные пункты сжигать.

3. У военных и мирных жителей беспощадно отбирать тёплую одежду.

4. Разрушать и уничтожать памятники культуры.

Жуткий кровавый след тянулся за подразделениями 2-й танковой армии врага от западных границ СССР до центральных областей России.

Крайнее варварство явилось «визитной карточкой» Гейнца Гудериана, одного из любимцев Гитлера, который знал, что его поклонник действовал исключительно «по принципам фюрера». Он сам установил позже «суд чести», куда в качестве «судьи» включил и Гудериана. В том суде для изгнания негодяев из армии применяли изощрённые формы убийства своих же немцев — вешали на рояльных струнах или крюком под челюсть, как скот на бойне.

Именно Гейнц Гудериан заменил привычное отдание воинской чести среди солдат и офицеров, которое существовало в Германии сотни лет, на нацистское приветствие с выбрасыванием руки: «Хайль Гитлер!».

Теперь, среди наступающей зимы, этот ярый захватчик и нацистский политик призывал русских солдат сдаваться без боя в плен, обещая каждому блага земные.

Даже в самом страшном сне нашим солдатам, которые погибали, но не сдавались, не могло присниться, что через десятилетия на отчей земле появится писатель, который будет в своих романах до небес превозносить Гудериана, называя его не иначе, как «душа и гений блицкрига».

Но ведь «блицкрига» не получилось!

Откуда же в воображении сочинителя взялся «гений блицкрига»?

Ни один из планов Гитлера на Восточном фронте не был осуществлён полностью(!) в период с июня по декабрь 1941 года.

О каком же «блицкриге» ведёт речь автор романа, посвящённого Гудериану?

Понять такое невозможно!

Господи, до какого края дожили люди!

Сей сочинитель, воспевая «мудрого, гуманного, высоконравственного Гудериана», повесил большой замок на собственную совесть. Он обошёл молчанием истинное лицо фашиста, которым тот прославился во время похода на Восток.

Когда культурный Гудериан занял Ясную Поляну, родовое имение Льва Николаевича Толстого, то изгадил усадьбу так, что в его гуманизме засомневались свои же германские нацисты, не отличавшиеся особой нравственной разборчивостью.

В зданиях усадьбы Льва Толстого по приказу Гудериана устроили конюшни для лошадей из обоза. Редчайшие рукописи гениального художника слова, книги, картины были уничтожены солдатами полка «Великая Германия». Когда служители музея принесли дрова, чтобы фашисты не жгли мебель Толстого и книги из его личной библиотеки, то услышали:

— Дрова нам не нужны, мы сожжём всё, что связано с именем вашего Толстого.

И сожгли!

Апофеозом вандализма генерала Гудериана стало устройство на могиле известного во всём мире русского писателя, солдатского… туалета. Может, в тот момент Гудериан тронулся умом и не понимал, что творили его подчинённые?

Нет, он всё прекрасно понимал!

Ведь он был высокообразованным и высококультурным в фашистском духе, в немецком стиле. А тут, в усадьбе, возле его начищенных сапог лежала другая культура — русская, культура, по его мнению, недочеловеков, на которую не зазорно справить малую или большую нужду, как делают бездомные злые собаки.

«Просвещённый патриот», певец Гудериана заразил своими чувствами многих и многих. В музее одного областного центра, в военном зале, я обратил внимание на портрет Адольфа Гитлера.

— Зачем он здесь? — спросил я сотрудницу.

— А как же! — удивилась она. — Мы же патриоты, мы обязаны понимать историю правильно. Если у нас в экспозиции есть потрет Сталина, то должен висеть и потрет Гитлера.

Такой нынче модный патриотизм.

Но ведь Сталин не планировал уничтожить Москву и на её месте сделать… водохранилище, а всех русских мужчин кастрировать и превратить в рабов.

А Гитлер планировал всё это, и не только планировал, но и пытался осуществить в ходе операции «Барбаросса», когда двинул на Москву огромное количество войск.

Есть ли разница между Сталиным и Гитлером; между тем, кто напал и тем, кто вынужден был обороняться?

Несомненно, для всякого здравомыслящего она, конечно, есть.

Но для историков, вроде той, что встретилась мне в музее, её нет.

Увы, к великому сожалению!

Модный патриотизм, как это ни странно на первый взгляд, таит в себе серьезную опасность, он пытается стереть границу между добром и злом.

С уравнивания в «правах и обязанностях» Сталина и Гитлера, как в приведённом случае в музее, у нас мало- помалу стало происходить забвение истории Великой Отечественной войны и прививание детям и юношам лояльности к фашизму.

И вот уж какая-нибудь девчушка с жаром принимается утверждать, что «немцы были хорошие».

И вот уже все преступления фашистов разом как бы перечёркиваются в юном сознании, и на их место с помощью либерального мифа ставится образ «добрых немцев», которые поселялись в наших деревнях, жили с нашими женщинами, и даже… работали в колхозе.

В замечательном романе «И дольше века длится день» советский писатель Чингиз Айтматов привёл историю о том, как людей превращали в манкуртов, то есть лишали памяти. Раскалённую овечью кожу натягивали на голову, человек корчился от боли и терял сознание. Через какое-то время он приходил в себя, но был уже совершенно другим. Он не знал собственного имени, не помнил название родной страны, не узнавал отца и мать, не мог восстановить свою любовь, он был послушным орудием в чужих руках.

Он превратился в манкурта!

Читатель понимал, что автор рассказал легенду: манкуртизм, скорее, аллегория. Да, так. Но, в то же время, и не совсем так. Парадокс в том, что древнюю сказку в современной России пробуют сделать былью — изъять из сознания народа его историческое прошлое.