Александр Проханов - Губернатор

Плотников улыбался, махал рукой, а сам тоскливо думал, что жизнь его влилась в черный желоб, из которого нет выхода. Злой поток несет его к чему-то грозному, неотвратимому, сулящему гибель.

На площадь вступили представители районов, демонстрируя свои достижения. Окруженный рабочими в комбинезонах, двигался грузовик, плод совместного творчества немецкой фирмы и российского концерна. С толстыми стеклами, громадный, похожий на угрюмого быка, грузовик медленно катил. В его кузове веселый жонглер метал тарелки и кегли, пританцовывал и крутился.

Возвышаясь над толпой демонстрантов, сиял нержавеющей сталью робот, способный выпускать миллионы медицинских таблеток. Изделие французских дизайнеров, наделивших машину сходством с человеком. Робот, украшенный цветами, окруженный ликующим людом, напоминал языческого идола.

Следом, на платформе, плыли корабельные винты, сияя бронзовыми лепестками, похожие на фантастические цветы. Мерцали гирлянды электрических лампочек, крутились лопасти ветряной электростанции, качалась над головами белоснежная яхта. Плескались стяги корпораций, российские триколоры, флаги Германии, Бельгии, Франции, Китая. Губерния была открыта миру, и ветер, который колыхал полотнища, долетал сюда со всех концов света.

Плотников видел в колонне глав районов, которых недавно заставлял рисовать. Их рисунки, увеличенные, выведенные на ткань, красовались среди цветов и флагов. Его смешной портрет, где он был похож на огурец с растопыренными ручками, был тут же. Главы махали ему, и он махал в ответ. А сам думал: какая злая сила выбрала его своей мишенью и бьет без устали? И от нее не убежать, не укрыться.

Шли фермеры, работники животноводческих комплексов, птицефабрик и рыбных хозяйств. В грузовиках покачивались коровы, толпились овцы, величественно возвышал шею страус. Рыбоводы держали в руках огромных сияющих карпов. Некоторые из них били хвостами и раскрывали жабры. Полеводы изготовили из овощей фантастический Кремль. Стены из красных помидоров, дворцы из белого картофеля, колокольни из золотых кукурузных початков.

Трибуна хлопала. Министры поздравляли друг друга. Владыка смеялся, указывая пальцем на страуса. А Плотников страдал в предчувствии беды, бессильный ее избежать.

Союз десантников шел сомкнутым строем. Участники афганского похода, отцы семейств, извлекли из сундуков и комодов камуфлированную форму, выгоревшие голубые береты. Шествовали, радуясь своей общности с теми, кто после них воевал в Чечне, громил грузин под Цхинвалом, недавно отслужил срочную в десантных дивизиях.

За десантниками шел Союз пограничников. Нацепили зеленые фуражки, вернулись в родную губернию с Курил, с Балтики, из кавказских ущелий, с арктической кромки. Не пропускают случая собраться вместе, пошуметь, выпить рюмку, искупаться в фонтане, повидавшие мир, послужившие Родине.

Члены военно-исторических клубов проходили по площади, не оставляя свои забавы. Изображали схватки былых времен так истово, словно шлемы, щиты и копья в их руках были грозным оружием, звенели неподдельной яростью. Русские витязи сражались с закованными в броню тевтонами. Стрельцы целились из пищалей в польских ратников. Кутузовские солдаты, примкнув штыки, атаковали французов. Советские пехотинцы в касках и плащ-палатках схватились в рукопашной с фашистами. Все это лязгало, гремело, стреляло, кричало «ура!», отзывалось разноязыкими кликами.

Трибуна аплодировала. Депутаты били друг друга под микитки.

Плотников вторил радостным крикам, а сам думал о сыне. Хотелось броситься прочь, на поездах, самолетах добраться в стреляющую донецкую степь, отыскать сына, выхватить его из этих кровавых вихрей, вернуться с ним в то восхитительное время, когда он и маленький сын лежали ночью на стоге клевера и смотрели на звезды, которые роняли на них золотистые бесшумные капли.

Теперь на площадь, как цветастые букеты, высыпали народные хоры и танцевальные коллективы. В сарафанах и вышивках, в кокошниках и киках, в бусах и браслетах водили хороводы, распевали песни, взмахивали платками, обращали к трибуне нарумяненные лица.

Плотников вдруг ощутил прилив сил, радостное облегчение. Смотрел, как лихой танцор выделывает немыслимые коленца, крутится, словно акробат. У полногрудой плясуньи играли красные бусы, она пританцовывала, топотала, раздувая алый, как мак, сарафан. Недавняя безысходная тоска отступила. Черный желоб, в котором теснилась его жизнь, казался не бесконечным, впереди опять брезжил простор, свет, возможность творить. Сын вернется, жена выздоровеет, любимая Лера вновь окажется рядом. И все образуется, само собой соединится в прежнюю, сильную, благополучную жизнь.

Хоры, похожие на цветочные клумбы, уплывали с площади. Им на смену выдвигались фантастические скульптуры, творения авангардных художников, создававших из прутьев, древесной коры и соломы необычайные конструкции. Двигалась громадная космическая ракета, сплетенная из ивы, как плетут деревенские корзины. Крылатый лев шел на птичьих ногах с хвостом, подобным змее, и это фантастическое животное было сделано из бересты и соломы. Великан, огромный, как башня, качал чудовищной головой, но его огромное тело и могучие руки были созданы из мелких щепок, кровельных дранок, лесных коряг. Галерея скульптур замыкала шествие. Плотников был благодарен творцам и фантазерам, сотворившим этих языческих идолов в век электроники, композитных материалов и высоких технологий.

Трибуна начинала пустеть. Именитые граждане были приглашены в Дом приемов, где предстоял праздничный обед. Плотников уступал дорогу ветерану, опиравшемуся на палку. Слышал, как позванивают его бессчетные медали.

Внезапно с кликами, визгом и клекотом на площадь вынеслась ватага. Яростные, беспощадные, молодые люди вскидывали стиснутые кулаки, плевали в сторону трибуны. Несли перед собой огромное сине-желтое полотнище, размахивали украинскими флагами. Выкрикивали: «Нет войне! Нет войне!», «Слава Украине! Героям слава!», «Губернатора долой! Губернатора в помой!», «Правый сектор придет и порядок наведет!».

Перед ватагой пятился молодой человек с мегафоном, выкрикивал призывы, которым вторила вся гурьба. Плотников узнал в этом неистовом вожаке антифашиста Шамкина, который совсем недавно обращался к нему за помощью, – оградить молодых демократов от нападений русских националистов. Теперь же он был яростным, ненавидящим вождем, возбуждавшим своей ненавистью молодых соратников. «Нам победу, вам гробы! Нам победу, вам гробы!»

Плотников был ошеломлен этим натиском ненависти, бранными криками, плевками. Эта ярость вновь заталкивала его в черный желоб, лишала воли, сулила несчастье.