Михаил Веллер - Ноль часов

Она медленно округлила глаза и выдержала каменную паузу. Воспоминания об этом чувстве у них, в силу возраста, были явно различны.

— Ну, хорошо, — сухо продолжила она. — Прежде чем мы перейдем к интервью с командиром корабля, последний вопрос встречающему нас господину старшему помощнику барону… Э-э…

— Колчину, — подсказал жирновато-носатый шплинт.

— … господину старшему помощнику барону Колчину. Ваш поход, наверное, полон трудностей — ведь нелегко плыть в мирное время на таком корабле, как «Аврора»?

— Полон, — подтвердил Колчак, — Но мы их успешно решаем. Вот например, — он обратился к оператору: — вы не позволите мне подержать секунду вашу камеру, вот так же, как вы, на плече? — Он шагнул вперед и протянул руку достаточно вежливо и даже просительно.

Возникла краткая заминка.

— Ни разу в жизни не смотрел в объектив телекамеры, — пояснил Колчак. — Хочется увидеть, как это все выглядит в… у вас…

— В кадре?

— Именно. В кадре. Все-таки свой корабль, понимаете.

Оператор отклонился и повернул камеру, позволяя Колчаку припасть глазом к видоискателю.

— Ага… Так… Нет, а позволите взять самому, я осторожно?

Названный стариком шплинт распорядился:

— Петя, дай ему… господину старпому подержать камеру. Только осторожно.

— Я понимаю, — заверил Колчак, бережно перемещая довольно тяжелую камеру на правый погон. — И денег, наверное, стоит уйму?

— Это «Панасоник» — тридцать тысяч долларов, — усмехнулся оператор. — Не тяжело?

— Сейчас будет легче, — пообещал Колчак, выдернул штекер микрофона, сделал три ровных шага к ограждению и толчком плеча отправил камеру за борт.

Произошел бултых, выбивший тонкий фонтанчик.

Телевизионщики оглушенно раскрыли рты.

— Какой я неловкий, — сокрушенно вздохнул Колчак. — Вылавливать будете на ходу, или пока здесь постоите?

— Т-ты чего?.. — пробормотал одутловатенько-носатый. Лысина оператора посерела, и на ней рельефно проступил теменной шов. Из горла его раздался тонкий мышиный писк.

— Я чего? Я показал, как мы преодолеваем трудности, — светским тоном прокомментировал Колчак свое действие, столь же дикое, сколь разорительное. — И готов продолжить демонстрацию. Для справки: если ты, шплинт, еще раз вздумаешь обратиться ко мне на ты, тут же нырнешь следом. Еще вопросы?

— Вы же нас сами пригласили! — на звонкой и срывающейся струне дала голос блондинка, от щек и переносицы вверх лицо ее залилось светло-розовым, а ноздри и подбородок заметно побелели, отчего она стала походить на красивую двухслойную пастилу.

— Вы бы предпочли, чтоб мы вас из зенитки сбили?

— Но ведь можно было сказать! Зачем вы?!

— Говорю. Затем. Все кассеты сюда быстро.

— Кассета была в камере, — мертвым шепотом сказал оператор.

— Почему «была»? Она там и осталась. Я имею в виду остальные.

— Остальные чистые…

— Тем более нечего жалеть. Взять пилота!!!

Быстрее ориентирующийся в критических ситуациях летчик под шумок отцепил страховочный трос и втек в кабину, уже включив зажигание. Его выволокли, двигатель заглушили.

— Куда без команды? Я скажу, когда лететь. Пастильно-пастельная княжна-журналистка подрожала ресницами.

— Скажите, пожалуйста, товарищ командир первого ранга…

— Я не командир, а командиров первого ранга не бывает. Я капитан пер…

— Да какая разница! — отчаянно закричала она. — С нами даже чеченцы так не обращались!

— Что же вы от них улетели?

— Вы понимаете, что мы тоже выполняем задание?!

— Не выполнили. И черт с ним. Боцман! Всех проводить на камбуз и накормить. Пусть не клевещут потом на флотское гостеприимство.

— Мы не хотим есть!

— Пожуйте и сплюньте. Знаете, как в наставлении японским секретаршам: «Бели вам предлагают выпить, не отказывайтесь, как ослица, а пригубите и поставьте рядом». А вообще вас не спрашивают. Здесь приказываю я. И командир корабля. Выполнять!! — гаркнул он голосом, от которого пригибались когда-то штыревые антенны на авианосце.

Несчастных отконвоировали — пихать кусок в горло.

Спуск по трапам и проход по коридорам невольно развлек их человеческое и профессиональное любопытство. «Это вам повезло, что самих за борт не приказали», — вполголоса утешил Кондрат.

На камбузе они с горя безусловно врезали разведенного спирта, а уж закусить получилось само собой. Процедура эта, как всем известно, очень способствует успокоению нервов и оптимистическому взгляду на жизнь.

— Ладно, — сказал оператор и налил еще. — В конце концов, нам за эту камеру не платить…

— В вертушке бы что-нибудь не сделали, — прищурился пилот, однако жевать не перестал. — Хлоп-немея — и соболезнования родственникам. Вы застрахованы?..

Чтобы изгнать эту мысль, пришлось добавить. Шплинт закусил спирт брызнувшим персиком, воткнул косточку в мохнатую киви (из пейзанских подношений) и задумчиво обозрел получившийся автопортрет.

— Да, — признался он Хазанову, подавшему разваленный бутоном арбуз. — Теперь понятно, как вы преодолеваете трудности. Я думаю, вы и дальше справитесь.

— Нет проблем! — гордо ответил Макс, выкладывая алую середку на тарелку красавице.

Через час, расслабленных, их препроводили обратно к вертолету, где уже ждал Ольховский.

— Разъясняю, — сказал он, представившись. — Преждевременная реклама нам ни к чему. Теперь за камеру вас взгреют и, возможно, продолжение визитов последует не сразу. Учтите — следующий вертолет будет сбит без предупреждения. Или катер утопим, в чем вы там пожалуете… И вообще, честно говоря, я вас не люблю.

— За что? — дуэтом спросили Отарик и блондинка, а по лысине оператора пробежала морщина, словно маленькая волна, вызванная землетрясением под черепным покровом.

— За то, что десять лет делали национальных героев из спекулянтов и воров — раз. За то, что исполняете музыку, которую вам заказывают хозяева, — два. За некомпетентность и халатность при исполнении своих служебных обязанностей — три. Ребята, вам же наплевать, что из вашей работы получится реально, — лишь бы сенсацию залудить и бабки срубить. Не надо сенсаций. Всему свое время.

— Мы никак не хотели вам мешать, — сказала девушка.

— Вы взрослые люди. Имею христианскую просьбу — погодите соваться. Удостоверения, документы какие-нибудь есть? Кондрат, перепиши данные.

На случай осложнений, — будем надеяться, что обойдемся без них.

Ольховский пошлепал ладонью по стволу свернутого на борт кормового орудия (жест вышел со значением) и с улыбкой доброго следователя предложил:

— Выбирайте сами: или вы остаетесь под арестом на корабле — скажем так, на некоторое время, — или никаких официальных сообщений. (Задержать их — коллеги искать начнут, вертолет пропавший, опять же, — не отлипнешь…)