Владимир Колотенко - Хромосома Христа, или Эликсир бессмертия

– Он у каждого в сердце, – продолжал я, – но не перед глазами. К нему невозможно прикоснуться. Доктрина христианства основана на вере, и каждый день, каждую йоту времени верующие должны, это закон их существования! подтверждать эту веру молитвой, ритуалом, изучением священных писаний и т. д. и т. п. И вот я, мы с тобой, им, неверам, покажем живого Христа! Представляешь!? Как вот эту карту…

Я взял карту туристских маршрутов и ткнул ею Аню в предплечье.

– …вот как эту твою расческу, как пачку сигарет или вот эти твои побрякушки…

Все, что я перечислял, я брал с мест, где эти предметы лежали и поочередно вручал их Ане, а она спокойно брала их и складывала рядом с собой на сидение.

– Как Папу римского, как Алена Делона или вон того лысого типа, бегущего трусцой вдоль автобана, будто запах выхлопных газов ему приятнее аромата лесной фиалки.

Аня включила зажигание.

– Живой Христос! – прошептал я, – это второе пришествие! Разве это не стоит наших усилий и трат и разве это не перевернет нашу жизнь? Поэтому я и верю. Crede ut intelligas! Верь и ты, чтобы понимать! Чтобы понимать, нужна вера, не так ли?

Аня, провожая взглядом марафонца, включила первую передачу.

– Постой, – потребовал я, – ответь: ты веришь?

Пальцами левой руки я взял ее за локоть. Она вернула рычаг передач в исходное положение и выключила зажигание. Мы молчали.

– Представь себе своего Наполеона, – сказала она, рассматривая теперь небо, – с мобильным телефоном в руке. Он же упадет в обморок, услышав голос своей Жозефины из какого-то серебристого пластикового коробка. И у меня есть еще множество возражений.

Мы уже, набирая скорость, мчались так, что в ушах свистело.

– Ты не могла бы ехать потише! – крикнул я.

Аня сбавила газ.

– Пожалуй, ты прав, – сказала она, – я уже привыкла ехать по жизни без тормозов и не замечать этого. Ты прав и в том, что жизнь сволочная, продажная, мерзкая, что ее нужно менять, но возвращать к жизни тех, кто давно из нее ушел… Зачем? Они были и они ушли. Они сделали все, на что были способны. Их следы уже не смоют никакие дожди. Зачем же?.. Я не вижу смысла, будь со мной честным, скажи: в чем тут соль?..

– Вся соль в том, – возражал я и снова седлал своего коня.

Чтобы нас лишний раз не беспокоили, Аня отключила телефон, но иногда, вдруг что-то вспомнив, сама куда-то звонила, то быстро и озабочено говоря по-французски, то вдруг просто хохоча в трубку, на ходу решая какие-то неотложные вопросы. И я думал, как нелегко мне с нею придется в дальнейшем. Даже смех ее был французским.

– Твоя Пирамида блистательна! Но у каждого власть имущего она своя. Никто тебя и слушать не станет. Ты же знаешь наших вождей, их убогость и серость, ты послушай их речи… Их ты не переубедишь никогда, а без них не построишь.

– Но я знаю истину.

Я сказал это и сам удивился. Но что сказано, то сказано.

– «Что есть истина?». Помнишь Пилата? Истина – это Бог! Ты готов стать Богом? Вспомни Иисуса. Не было и нет пророка в своем отечестве. Ты будешь изувечен, оплеван, растоптан, распят. Ты готов к этому? Но сперва надо стать ну хотя б президентом. Я не верю, что тебе это удастся. Ты станешь только фараоном своей пирамиды и будешь заживо в ней погребен. Зачем это тебе? Ты же не станешь, надеюсь, революционером?

– Разве что революционером сознания…

Какое-то время мы молчали, затем Аня сказала:

– Тебе, я знаю, плевать на истину, и за это я тебя люблю. И, знаешь, мне кажется, я уже готова идти за тобой, да-да… Даже если мы и не изменим историю. Чем ты берешь?

– Прекрасно! Идем!..

– Но ты же ни во что не веришь!

– Неправда – в тебя!

– Ах, какая прелестная музыка! Реет, нельзя доверять человеку, которого ты любишь.

– Ты будешь разочарована – я как раз так не думаю.

Снова наступила тишина. Я ждал, что она, в конце концов, выскажет свое мнение о Пирамиде.

– Знаешь, – наконец тихо произнесла Аня, – мне кажется, ты строишь корабль, для которого в мире еще нет ни одной пристани.

Она мне не верила. Она не верила ни в нашу Пирамиду, ни в какую-то там сверкнувшую вдруг во тьме мою истину. Нет. Для нее истина давно была открыта, ее истина – та трудная, но и счастливая необходимость, которая заставляла светиться глаза всех, с кем ей приходилось иметь в этом мире дело и делить грубый хлеб повседневности.

Так, то журя, то потакая и льстя друг другу, мы с невероятным наслаждением, я бы сказал с упоением, проводили эти вдруг свалившиеся на нас с Неба и стремительно теперь летящие, счастливые дни. Часы и минуты. Да, эти неповторимые мгновения…

Вернулось прошлое?..

Все мысли о Юле просто испарились… Надо же!

– Ты, в конце концов, можешь объяснить, что из себя представляет эта твоя Пирамида!

Господи, Боже мой! Значит, лед тронулся, если она задает такие вопросы!

– Пирамида – это… это наша силиконовая долина. Но только не долина, плоская как неудачная шутка, а вся в пупырашках, в холмах…

– В пупырышках?

– Ага, вся в прыщах и выступах…

– Сифилис какой-то, – рассмеялась Аня.

– Да нет! Какой сифилис?!. Все эти выступы и выпуклости – это горы ума, понимаешь, Эвересты и Джомолунгмы ума! Понимаешь? Мировой ум! Ну…

– Понимаю, – с серьезным выражением лица произнесла Аня, – теперь я тебя вполне понимаю.

– Ну вот!

– Теперь – да!

Теперь я не смог сдержать улыбки.

– Да нет, брось, – сказал я, – не издевайся. Так вот: Пирамида – это такой закон незыблемой и безукоризненной справедливости жизни на планете Земля. Если хочешь – диктатура! Да-да, диктатуpa Любви! Такая всеобъемлющая и самодостаточная штуковина, рисующая жизнь со всеми ее подробностями и во всей своей умопомрачительной красе. Простая, как палец!

– Как палец?

Аня только хмыкнула. Палец ее не совсем устраивал.

– Это такое состояние мира, понимаешь, некая плерома…

– Как ты сказал?

– Плерома, – сказал я, – идеальное состояние мира, понимаешь?

Аня внимательно посмотрела мне в глаза и сказала:

– Хорошо… Du sens commun [20]ваша затея – чистой воды иллюзия и ничего больше. Ну, да ладно. Лучше скажи, как ты меня нашел?

Я коротко упомянул про киевскую тетю.

Ночевали мы на ее вилле. Прежде всего мы много ели и пили, а затем снова утоляли голод тел… И только под утро…

– Голод тел?..

– И только под утро, совсем выбившись из сил, мы засыпали. А выспавшись, за утренним кофе, строили новые планы на день и, возможно, на жизнь… Аня не переставала твердить о трудностях, с которыми она покоряла вершину своей собственной пирамиды, о тех средствах и способах, что позволили ей завоевать положение в обществе и доброе имя.

– Мой трон, – говорила она, – достался мне не по наследству, но путем революционного переворота. Однажды фортуна и мне улыбнулась… Я уже выстроила свою пирамиду.