Станислав Говорухин - Вертикаль. Место встречи изменить нельзя

Говорю:

— Ну пойдем купаться.

Выкупались в море, позагорали, и, мне думается, он так и не понял, что я его тогда просто не узнал.

Потом мы поехали на Кавказ. Он никогда не был в горах и не имел никакого представления об альпинизме. А мы очень рассчитывали на его песни. Начали готовить его: «показывали» песни старых альпинистов, водили в горы, заставили совершить восхождение…

В это время на пике Вольная Испания случилось несчастье. Погиб альпинист, товарищи безуспешно пытались снять его со стены. На помощь двинулись спасательные отряды. Шли дожди, гора осыпалась камнепадами. Ледник под вершиной стал напоминать поле боя — то и дело вниз по леднику спускались альпинисты, вели под руки раненого товарища, кого-то несли на носилках. Палатка наших актеров превратилась в перевязочный пункт. Здесь восходителей ждал горячий чай, посильная помощь.

Происходило нечто значительное и драматическое. Можно же было подождать неделю, пока утихнет непогода, в конце концов, тот, ради кого рисковали жизнью эти люди, все равно был уже мертв. Но нет, альпинисты упрямо штурмовали вершину. Это уже был вызов. Кому? Володя жадно вслушивался в разговоры, пытался схватить суть, понять, ради чего все это… Так родилась первая песня, самая знаменитая из альпинистских его песен — «Если друг оказался вдруг…».

Честно сказать, на меня она особого впечатления не произвела, но уже вторая оказалась «в листа», я ее принял и умом, и сердцем:

В общем, он быстро проникся, и песни полились у него, как из рога изобилия!

Мы жили с ним в одном номере, но тогда еще особенно не дружили.

Однажды в баре гостиницы «Иткол» я играл на бильярде. Вдруг вваливается компания балкарцев во главе с развязным рыжим парнем. Он сразу стал грубо приставать к моему партнеру, пытался отнять у него кий:

— Дай, я ударю!

Меня это стало раздражать.

— Послушай, — говорю, — я с ним играю. Дай мне закончить.

Он распалился:

— Ты кто такой?

— Да кто бы я ни был, я должен закончить игру.

— А ну пойдем выйдем.

— Слушай, дай доиграть.

— Пойдем выйдем.

Их было человек семь-восемь. Думаю: ну что будет, не убьют же, в конце концов. Тем более вижу, в баре толкутся какие-то люди из съемочной группы, помогут, если что.

— Пойдем.

Выходим, и я вдруг оказываюсь один против всей этой кодлы, никто на помощь мне не спешит. И сразу замах, я уворачиваюсь и отвечаю тем же. В общем, бьюсь я, благо силой был не обижен, но на пределе. Чувствую, еще чуть-чуть, и моя оборона рухнет, хотя пока еще и не задели. Вдруг ощущаю какое-то смятение в рядах противника и краем глаза вижу, что Володя Высоцкий выскочил. Он отвлек на себя часть противников. Тут милиция влетает, и оказалось, что нас двое и их уже двое, остальные разбежались. Начинают разбираться. У меня ни одной царапины. У Володи потом только челюсть болела, а наши противники с синяками, кровь из носа идет. «Так кто кого бил?» — спрашивают. Я пытаюсь объяснить, что на меня напали. «Кто кого все-таки бил? Посмотрите на себя и посмотрите на них…» В общем, и смех и горе.

С этого момента мы с Володей сильно подружились…

В 1984 году я приехал в Баксан выбирать натуру для фильма «Дети капитана Гранта». Официантка, которая нас обслуживала в столовой, вдруг обращается ко мне:

— Ой, наш шеф, как узнал, что вы приехали, приглашает вас завтра на шашлык. Он очень дружил с Высоцким.

— А как его зовут? — спрашиваю.

Она назвала имя. Что еще за «друг» такой? Смутное подозрение зашевелилось во мне, но я и виду не подал.

— Ладно, мы придем.

На другой день спустились с гор с Тимуром, нашим оператором, подходим к шашлычной. Я подзываю официантку.

— Ну-ка, покажи нам своего хозяина.

— А вот он стоит.

Смотрю — а это тот рыжий, который тогда затеял драку и которому больше всех досталось. Теперь он, значит, друг Высоцкого.

Но в те времена Володю на Кавказе не знали, его слава еще не перешагнула Кавказский хребет.

Последней из его цикла была написана «Военная песня». С ней связана такая история.

Я прихожу в гостиницу «Иткол» с ледника, грязный, уставший, — часов шесть шел пешком, — Володи нет. На столе лежит черновик. Смотрю — новая песня. Читаю и думаю: какие потрясающие слова!

Потрясающая песня!

Стоп… А мы жили очень весело, всегда разыгрывали друг друга. Вдруг пришла озорная мысль: сейчас я его, паразита, разыграю, тем более что он никогда не оставался внакладе. У меня память на стихи очень хорошая. Достаточно сказать, что я знаю наизусть всего «Евгения Онегина». Я быстро запомнил припев, тут же опять надеваю рюкзак и спускаюсь в бар. Там сидят американские туристы, и с ними — Володя. Он вертелся там, потому что в их группе было, наверное, десятка полтора молодых девчонок, одна симпатичнее другой. Он пел им песни. Они ни слова не понимали по-русски, но каждый раз просили его спеть песню, что они там понимали — я не знаю, им доставляло огромное удовольствие, они хохотали над его смешными песнями.

Увидев меня, Володя подбегает и говорит: «Слава, я такую песню написал! Пойдем в номер, я тебе ее спою». Я отвечаю: «Не могу, я шесть часов бежал, дай хоть попью».

Мы подходим к стойке, я выпиваю бутылку воды, беру еще одну. А он прямо приплясывает — так ему хочется спеть новую песню.

— Хочешь, — говорит, — я ее тебе прямо здесь спою, даже без гитары? — и начинает:

Я говорю:

— Постой, ты уж совсем как Остап Бендер, который всю ночь сочинял «Я помню чудное мгновенье» и только утром понял, что это кто-то уже сочинил до него.

— Что ты мелешь?!

— Как — что я мелю, — отвечаю, — эта старая баксанская альпинистская песня, еще военных лет.

— Что ты выдумываешь?! — закипает Володя. — Я написал ее сегодня!

— Ничего я не выдумываю. Это старая альпинистская песня. Помнишь, ребята приходили… Старые альпинисты, пели песню тебе. Там еще есть припев… Хочешь спою? Я сейчас точно не вспомню, но там есть такие слова:

Он побледнел:

— Не может быть! Да что же это со мной происходит?!

— Да ладно, Володя, — не выдержал я, — я тебя разыграл.

Как он посмотрел на меня!..

Альпинисты считали его своим. Верили, что он опытный восходитель. А он увидел горы впервые.