Малькольм Брэдбери - В Эрмитаж!

— И это все? — удивляется Лapc Пирсон.

— Однако в конце статьи, — не слушая его, гнет свое Бу, — Дидро предостерегает…

— Это глубочайшее, потрясающее предвидение, — вторит ему Альма. — Со временем — внимание, господин философ! — знаний накопится столько, что ни один индивид и ни одна система не смогут охватить их полностью. Вот о чем говорит Дидро.

— Такая система уже существует, — вставляет Версо. — И называется она — Интернет.

— Позвольте мне процитировать слова Дидро: «Если мы изгоним с Земли мыслящее существо, человека…»

— Бу, я полагаю, лучше обойтись без мужского рода, — вмешивается Агнес Фалькман.

— Jo, jo. Обойдемся без мужского рода. «Если мы изгоним с Земли мыслящее существо, личность, возвышенный и прекрасный спектакль, что поставила для нас природа, станет пустым и печальным зрелищем. Мертвая тишина настанет во вселенной. Останется лишь бесконечное одиночество, пустыня, где невидимо и неслышимо будут сменять друг друга события и явления. Вот почему в центр нашей Энциклопедии мы должны поставить че… личность, которой по праву принадлежит место в центре вселенной».

— Гениальное предвидение, — добавляет Альма. — И это объясняет все, весь проект «Просвещение».

— Мы вернем личность в центр вселенной.

— Звучит прекрасно, — подытоживает Версо. — Может быть, еще шампанского?

— Пожалуйста. Только вы уж сами о себе позаботьтесь, — отвечает Бу. — Но в разумных пределах, конечно.

Пока Татьяна обходит нас и раздает стаканы, я замечаю, что Свен смотрит на Бу слегка растерянно.

— И поэтому мы здесь, на этом корабле?

— Jo, jo, Свен.

— А зачем мы едем в Россию?

— Чтобы попытаться снова сделать вселенную человечной, — бодро объясняет Альма.

— Итак, ваша цель — вернуть эру Разума, и вы думаете, что нашли подходящих помощников? — иронизирует Версо.

— Jo, jo.

— Но я всего лишь рабочий, — говорит Свен. — Я делаю столы.

— Столы — дело непростое, — отвечает ему Бу. — Дидро придавал вашему ремеслу огромное значение. Он верил в столы.

— Я работаю руками, — продолжает Свен.

— А я горлом, — сообщает Биргитта.

— Значит, мы должны собрать воедино все познания человечества? — спрашивает Мандерс. — За сколько дней?

— За шесть, — отвечает Альма. — Три дня туда, три дня обратно. Вспомните: Бог создал вселенную за семь дней.

— Но перед этим он, наверное, все хорошенько продумал, — парирует Ларс Пирсон.

— А как же мы это сделаем? — вопрошает Свен.

— Мы будем общаться, обмениваться профессиональными навыками и умениями, делиться философскими взглядами, как энциклопедисты, — заявляет Бо. — И каждый сделает доклад.

— Доклад! — возмущается шведский соловей.

— А затем из докладов мы составим книгу, правительство ее напечатает и выдаст нам грант под это дело, — объясняет Альма.

— Звучит заманчиво! — ерничает Версо. — Правительственный грант!

— А я полагал, что мы посетим Эрмитаж и осмотрим библиотеку Вольтера, — говорит Андерс Мандерс.

— А я-то думала, что мы сходим в Мариинскую оперу, — вздыхает Биргитта Линдхорст.

— А я надеялась, что мы посетим колхозы и встретимся с рабочими, — с упреком произносит Агнес Фалькман.

— А мне говорили, что наше путешествие связано с мебелью и в Россию мы едем, чтобы на столы поглядеть, — говорит Свен Сонненберг.

— Все в свое время, — обнадеживает нас Бу. — Но сперва мы должны написать статьи. Для этого мы и собрались сегодня в этом очень милом конференц-зале.

Ларс Пирсон окидывает меня взглядом — любопытным и провокационным.

— Статьи умеют писать только зануды-профессора. Не правда ли, профессор?

— Moi? — переспрашиваю я.

— Ага. Я знаю, что иногда вы бываете занудой-профессором, а иногда пишете романы и пьесы. А что вам самому больше нравится: писать статьи или сочинять истории?

— Сказать по правде, я предпочитаю сочинять.

— Вот уж не пойму почему, — хмыкает Агнес. — От статей хоть какая-то польза, а сочинительство — одна сплошная ложь.

— Но оно помогает нам найти дорогу к правде.

— Мне это нравится, — объявляет Биргитта. — Почему бы нам и в самом деле не попробовать?

— Сочинять небылицы?

— Nej, nej, Свен. Рассказывать друг другу истории, — поясняет шведский соловей.

— Nej, nej, nej, Биргитта. Давайте лучше займемся чем-нибудь полезным, — возражает Агнес. — Дидро как-то сказал: «Кто хочет научиться печь, должен сперва испачкать руки в тесте».

— В тесте?

— Но он же как-то раз заметил: «Мы представляем вещи в виде фактов, чтобы показать, что эти вещи нам знакомы. Но мы также представляем их в виде вымысла, чтобы показать, каким образом мы их обнаружили».

— Неужели Дидро это сказал? — удивляется Альма.

— Да, — заверяю я.

— Где именно?

— Не помню.

— В общем, я уверена, что большинство за доклады и против небылиц, — утверждает Агнес. — Я полагаю, у нас есть консенсус.

— Не уверен, что вы правы, — говорит Лapc Пирсон.

— Конечно, у нас есть консенсус, — авторитетно заявляет Альма.

— Его нет, потому что некоторые за доклады, а другие предпочитают истории.

— В таком случае давайте проголосуем, — предлагает Агнес.

— Nej, nej, в этом нет необходимости, — возражает Альма, — Я уверена, что у нас есть консенсус. У нас есть консенсус?

— Jo, jo, — подтверждает Агнес.

— Nej, nej, — отрицает Ларс Пирсон.

— А посему, — раздраженно подытоживает Бу, — придется провести собрание, дабы выяснить, как нам прийти к консенсусу.

При этих словах Жак-Поль Версо оборачивается ко мне и тихонько шепчет:

— Круто! Но не многовато ли шведской демократии для одного вечера? А что вы скажете, например, насчет «Джим-Бима» в баре «Московия»? Консенсус?

— Jo, jo, — отвечаю я.

Просто удивительно, как быстро меняется корабельная жизнь и как много разных мирков заключает в себе одно судно. Наверху осталась благовоспитанная группка шведских пилигримов, ведущих дискуссии о Разуме и либеральной демократии. Двумя палубами ниже, в баре «Московия», человеческие умы уже заняты совершенно иными проблемами. «Владимир Ильич» продолжает свой путь; триумфально шумят машины, и, как будто изголодавшись по родине, корабль несется вперед, через архипелаг, в пустынную Балтику — домой, домой. Галдеж на борту все сильней: возвращающиеся домой русские оккупировали бар. Из громкоговорителей несется веселое бренчание балалайки; кочуют, пробираясь через толпу, бутылки и стаканы. Болтовня, крики, песни, смех доносятся ото всех столиков. Перемещается туда-сюда, передается из рук в руки невесть откуда взявшееся разнообразное движимое имущество — куклы Барби, западные компакт-диски, портативные органайзеры, мобильные телефоны, окорока, головки сыра, шелковые галстуки, старые носки, странные свертки из коричневой бумаги, мрачные черные пластиковые мешки, паспорта, документы с печатями и, насколько я понимаю, списки мертвых душ.