Александр Андрианов - Четвертая власть

Быстро одевшись, Алексей сел в машину и помчался в телецентр. Ему не терпелось показать эту папку Соловьеву, от которого теперь во многом зависела ее судьба. Дмитриев твердо решил, что не будет лезть в это дело: слишком опасно ссориться с действующим губернатором. Опасно и неразумно. Никакая карьера, никакие деньги не стоят того, чтобы ставить на карту свою жизнь. А уж если этот Виктор Сергеевич не побоялся завалить Бархатова, то что для него какой–то там журналист? Раздавит и не поморщится. Конечно, Алексей любил рисковать, но только в том случае, когда риск не сулил значительных неприятностей. А эта папка могла похоронить его навсегда. Она жгла руки, и от нее хотелось поскорее избавиться.

Теперь он понимал Лебедева. Если на него, столичного журналиста, этот компромат произвел такой ужас, то что испытывал житель провинциального городка, где этот самый губернатор был царь и Бог? Алексей проклинал себя последними словами за то, что встретился с Лебедевым у себя дома. А что, если за ним следили, и теперь прихвостни чиновника знают, где он живет? Черт, какая непредусмотрительность, какая детская ошибка! Вот что значит расслабиться и не просчитать всех своих ходов. Стареет он что ли?…

Припарковав машину, Алексей со всех ног бросился к телецентру. Он влетел в кабинет к Соловьеву, как метеор, начисто забыв о нанесенной ему обиде. До обид ли, когда в твоих руках такой убойный материал?

— Михалыч! — закричал Дмитриев. — Срочно бросай все дела!

— Что стряслось–то?

— Узнаешь сейчас. Скажи секретарше, что тебя ни для кого нет. Это очень серьезно.

— Ну хорошо, — сказал Александр, набрав номер Ленки. — Рассказывай, что у тебя.

Когда Соловьев бегло просмотрел папку, он тяжело вздохнул и пристально посмотрел на Дмитриева.

— Откуда это?

— От надежного человека. Что об этом думаешь?

— Я думаю, что это пиздец, Леша.

— Согласен. А еще?

— Я не знаю ни одного человека, который возьмется раскрутить это дело. Разве что ты?

— Нет, Михалыч, я тоже не возьмусь.

— То–то и оно. Ладно, в любом случае, я один не могу решать такие вопросы. Мне нужно посоветоваться с Ладыгиным.

— А что ты надеешься услышать от этого цербера?

— Можно ли вообще оглашать материал такого рода. Ты же понимаешь, что будет, если мы это сделаем.

— Понимаю.

— Вот как поступим. Ты здесь посиди, а я скоро приду.

Но Дмитриев не мог усидеть на месте. Он мерил кабинет тяжелыми шагами и каждую минуту смотрел на часы. Если Лыдыгин не даст добро, эту папку нужно будет немедленно уничтожить и забыть о ее существовании. А вот если даст… В этом случае последствия могли быть самыми непредсказуемыми. Алексей уже пожалел, что отнес папку Соловьеву. Надо было сразу избавиться от документов, как только он ознакомился с их содержанием. И зачем он пришел сюда? Ведь если что, все стрелки теперь переведут именно на него. Кто получил папочку от Лебедева? Дмитриев. Кто отнес папочку в ЛТН? Тоже он. Если будут копать, то все нити приведут к нему. А копать будут непременно, в этом даже не приходилось сомневаться… Какой дурак! Ну почему он не разорвал ее и не сжег? Ведь это было так легко. И никто ничего бы не узнал. А сейчас… Сейчас оставалось только ждать.

Соловьев вернулся минут через двадцать.

— Ну что, — сказал он Алексею. — Ладыгин дает добро.

— Твою мать! — вырвалось у Дмитриева.

— Ты не матерись. А думай, кому лучше это дело поручить. Я успел связаться с самыми отчаянными нашими ребятами, но они отказались.

— Неудивительно. А почему цербер дал добро? Это на него не похоже.

— Он в Кремль звонил, пообщался там с кем–то. Говорят, этот Полищук у многих в печенках сидит.

— Получается, они хотят свалить его нашими руками.

— Скажем так, они буду не против, если мы это сделаем.

— Но человек, который возьмется за такой материал, очень рискует.

— Возможно. Но нам нужно его найти. Не пропадать же такому компромату. Я подумал и могу назвать только одного корреспондента, который взялся бы за такую работу.

— Да? Очень любопытно узнать, кто же этот безумец.

— Твой стажер.

— Володька?! — вскричал Алексей. — Прекрати. Это же подстава!

— Но он ведь может и отказаться.

— Ты же знаешь, что он не откажется. Он еще молодой дурак. У него один ветер в голове.

— Молодость — это его козырь. Он не задумывается о последствиях, как мы с тобой, и ничего не боится. К тому же, не забывай, Кремль дал добро. А это что–то да значит.

— Сегодня дал, а завтра взял. Ты же не хуже меня знаешь, как это обычно бывает. Нельзя Володьке такое поручать!

— Не справится?

— Не об этом речь. Он думает, что ему море по колено. Володька бросится в это дело очертя голову и очень рискует сломать себе шею!

— Послушай! Мы выделим ему аналитическую программу в субботу. Представляешь, целых полчаса и только он один. А? Да кто в его возрасте добивается такого успеха? Парень с ума сойдет от радости!

— Но ведь это мерзко, Михалыч! Давай лучше избавимся от папки раз и навсегда. Незачем связываться с этой чернухой. Оставь стажера в покое, я тебя очень прошу.

— После такого выпуска он станет звездой. Его никто и пальцем тронуть не посмеет, ведь всем будет ясно, кто это замыслил. Губернатор не такой дурак. Чего ты боишься за своего стажера? Он что тебе, сын родной? Его ждет слава, которая нам с тобой и не снилась.

— Ага… Слава с пулей в голове.

— У тебя есть другие варианты?

— Нет.

— Тогда о чем разговор? Предложи ему. Я же не собираюсь силой к этому принуждать, на нет и суда нет.

— Получасовая программа! — закричал Володька, когда Алексей сообщил ему новость. — Не может быть! Вот это да! Целых полчаса в кадре буду я один! Фантастика!

— Погоди радоваться. Ты даже не выслушал меня до конца.

— Да чего там слушать! Тут же и так все ясно! Это ведь настоящий прорыв! Только попал на канал, как мне тут же доверили такое дело!

— А ты подумай, почему его доверили именно тебе.

— Ну и почему же?

— Да потому, что от него отказались все остальные.

— Ну и что? Это их проблемы, какое мне до них дело?

— Володька, очнись! Думаешь, ты один хочешь оказаться в кадре на полчаса? Да на телевидении таких желающих полным полно. Но никто не захотел рисковать своей шкурой и подставляться. Умные люди, проработавшие здесь не один год, знающие, что такое бросить вызов чиновнику столь высокого ранга, взяли самоотвод.

— Ну если они трусы, кто ж в этом виноват?

— То есть все трусы, а ты эдакий смельчак. Герой, да?

— Ты что, мне завидуешь?

— Я?! Боже упаси. Я тебе сочувствую. И хочу предостеречь тебя от большой беды. Не суйся в это дело. Давай я скажу Соловьеву, что ты отказался.

— Не вздумай даже! Я берусь за это дело и доведу его до ума. Это мой шанс, как ты не понимаешь!