Александр Андрианов - Четвертая власть

Постаравшись отбросить все посторонние мысли, Володька уже был готов приступить к финальному аккорду своего текста, когда в комнату заглянул Дмитриев.

— Ну что? — спросил Алексей. — Не передумал еще насчет субботнего эфира?

— Нет. Хотя отговорить меня от этого пытаются все, кому не лень.

— В смысле?

— Да вот письмо пришло любопытное. Некий Федор Анохин предлагает деньги и программу в прайм–тайм, лишь бы я передал ему все свои материалы.

— Анохин?!

— Ну да. Ты его знаешь?

— Как же не знать. Тот еще типчик. А что за письмо?

— Да вот, почитай, — ответил Володька, передав Дмитриеву лист бумаги.

— И что ты намерен делать? — спросил Алексей, ознакомившись с текстом письма.

— Естественно, послать его подальше.

— Хм… и что, даже ни минуты не сомневался в таком решении?

— Сомневался, — нехотя признался Володька.

— Молодец, что не соврал. А вообще, мне все это очень не нравится.

— То есть, это письмо — вранье?

— Нет. Я думаю, если ты позвонишь, они действительно предложат и деньги, и программу. И если согласишься, это будет очень благоразумный шаг с твоей стороны.

— Что?! — не поверил своим ушам Володька. — Ты предлагаешь мне стать предателем? Кто угодно, но только не ты! Немыслимо!

— Я предлагаю тебе лишь задуматься о будущем. Приняв предложение, ты не только сохранишь жизнь, но и сделаешь карьеру. Бывают вещи, когда нужно думать только о себе, и этот как раз такой случай.

— Перестань, Леша! Я не понимаю тебя!

— А я тебя! К чему корчить из себя героя? Подумай головой хоть немного!

— Да что тут думать! После субботнего эфира от подобных предложений у меня не будет отбоя!

— Ты сначала доживи до субботы! А после нее за твою жизнь уж точно не дадут и ломаного гроша.

— А вот и нет! До эфира меня будет защищать Кремль, а после — моя популярность!

— Господи, какая популярность! Кто делает себе имя на одной программе? Ты живешь лишь мечтами и витаешь в облаках!

— А вот и нет! Ты сам увидишь, как будут ко мне относиться!

— Ой, Володька! Последний раз тебя прошу, забудь об этой программе. Не хочешь переходить на ОНВ, так Бог тебе судья. Но не рискуй своей жизнью ради призрачных надежд!

— Я все решил, Лешка. Я не сверну с выбранного пути, и переубедить меня не смогут ни ты, ни Анохин, ни деньги, ни угрозы!

— Ладно, успокойся. Подумай лучше, откуда у них о тебе такая информация? Твой адрес, твои контрактные отношения с ЛТН?

— Откуда мне знать?

— Вот и я не знаю. Эти люди очень могущественны, Володька. Они без труда вычислили сначала меня, а потом и тебя. А еще очень вероятно, что среди нас завелся предатель.

— Предатель! Кто?

— Я и сам хотел бы это знать… Слушай, подумай еще насчет субботы! Хорошо подумай! Без бредовых иллюзий о славе и деньгах, а объективно. Насколько это, конечно, возможно. Поверь, я правда очень о тебе беспокоюсь.

— Не стоит. Я уже все для себя решил.

— Хорошо. Смотри сам. А телефончик, указанный в письме, я запишу и пробью через своих знакомых в ФСБ. Посмотрим, возможно, нам это как–то пригодится. Но как бы там ни было, удачи тебе завтра. Если я могу чем–то помочь — скажи.

— Спасибо, Лешка.

Выйдя из кабинета, Дмитриев первым делом позвонил своему приятелю и попросил его немедленно сообщить, как только станет известно, кому принадлежит загадочный номер. Впрочем, в глубине души, Алексей не сомневался, что телефон выведет его лишь на какую–нибудь подставную фигуру. Люди губернатора были не такими идиотами, чтобы оставлять наивному мальчишке координаты влиятельных лиц.

Между тем, мысли о предателе не выходили из головы Дмитриева. Кто мог им быть? Кто мог решиться на такую низость? Зотов, который исходил желчью и завидовал всем вокруг? А может, Серов, чьи амбиции были известны каждому, или Пискунов, считавший, что уже давно перерос должность корреспондента? Ковалевский? Бородина? Кого из них могли купить, пообещав золотые горы? Кто бы из них отказался от предложения вести собственную программу? Только наивный мальчишка, не знающий жизни, мог ответить «нет» на такое предложение, а люди, поработавшие на канале не один год, очень падки на подобные вещи. И все же решиться на предательство, пусть даже ради заманчивых перспектив… Нет, это было немыслимо, просто не укладывалось в голове… Дмитриев знал этих людей уже достаточно давно и прекрасно представлял, чего можно было от них ожидать. Кто мог решиться на подобное? Кто?

А может, Соловьев? Ему уж точно известны координаты всех сотрудников. Даже усилий никаких не нужно прилагать — достаточно заглянуть в записную книжку. То–то он такой смурной ходит в последнее время, явно себя чем–то изводит! Но нет! Нет же! Михалыч, конечно, не ангел, но и не предатель! Тогда кто же? Ведь он есть. Теперь Алексей знал это наверняка.

Заглянув к Соловьеву, Дмитриев незамедлительно поделился с ним своими подозрениями и по удивленному выражению его лица понял, что тот вряд ли мог сливать информацию людям губернатора. Такое искреннее недоумение искусственно не сыграть, особенно столь прямолинейному человеку, как Михалыч.

— Я даже не знаю, на кого подумать, — сказал Александр. — Конечно, здесь всякие люди работают, но чтоб такое! Поверить не могу!

— Однако предатель есть. И чем скорее мы его отыщем, тем лучше для всех нас.

— Вот что, давай я Ленку позову, секретаршу свою. Может, у нее в последнее время кто–то интересовался твоими или Володькиными координатами.

— Нет, — взволнованно закивала головой секретарша, — никто с такими просьбами ко мне не обращался.

— Точно? — спросил Соловьев. — Постарайся вспомнить. Это очень важно!

— Ну разве что…

— Кто? — закричал Соловьев — Говори!

— Генка… Зотов Генка, — испуганно пролепетала Лена. — Он несколько дней назад спрашивал адрес Володьки. Вроде ему для какой–то там базы понадобилось.

— Спасибо, Лена, можешь идти.

— А что–нибудь случилось? Не нужно было говорить?

— Нет–нет. Ты все сделала правильно. Но если он или кто–нибудь еще вдруг начнет интересоваться данными коллег, мигом об этом свистни.

— Конечно, Александр Михайлович.

— Неужели Зотов! — вскричал Соловьев, когда секретарша ушла. — Не может быть.

— Ну и мразь! Ему никогда не сиделось на месте! Постоянно жаловался, что его принижают, недооценивают!

— Не пори горячку. У нас нет никаких доказательств — только подозрения. Я поговорю с ним.

— Нет уж, я сам с ним поговорю. Я заставлю его сознаться. Если это он — придушу собственными руками.

— Ты не психуй. Лучше подумай, что нам с субботним эфиром делать? Не дает мне покоя этот мальчишка. Может, его действительно отговорить от этой затеи?

— Теперь уже поздно. Он и слушать ничего не хочет!