Эдуард Лимонов - Книга мертвых-3. Кладбища

В этот день я ушел от моей феноменальной подружки под вечер, она должна была ехать на просмотр какого–то нового иностранного фильма, по–моему, в Дом кино. Меня с собой взять она не могла, поскольку там должны были присутствовать приятели ее супруга. «Козлик», как звали Елену Сергеевну, была младшей подружкой всех этих разбитных и красивых актрис театра «Современник», Галины Волчек, сестер Вертинских. Козлика все любили, как любят в сказках младшую избалованную дочь. Хороша она была необыкновенно. «Ангел со вздернутой губкой / Многим покажется хрупкой», — такие стихи она писала о себе.

Так вот, ангел со вздернутой губкой, 177 сантиметров роста, 50 кг, пообещала мне позвонить, и я должен был прийти среди ночи. Муж ведь находился в Польше…

Ангел не звонил. Напрасно я сидел у двери моей отвратительной желтой комнаты (9 квадратных метров, коммуналка, деревянная постель), готовый тотчас выскочить в коридор, где висел, как в фильмах о Ленине, телефон с дырочками для набора нужного номера.

Как зверь, я почуял беду. Был я уже нетрезв, поскольку до вечера пил с ангелом малиновый джин (в квартире Виктор держал для юной жены ящика два этого заграничного напитка), а когда время перевалило за час ночи, я решил, что мне теперь все можно, и выпил бутылку красного вина. Давно уснули соседи, дед выпил ежевечернюю бутылку водки и сытно поужинал какой–то гадостью. Бабка часто тушила ему коровье вымя, поэтому, возможно, и в этот вечер он ел вымя, от вымени в квартире резко пахло кислым.

В последний раз я позвонил ей в два ночи и, когда никто не ответил, стал собираться. Взял длиннющий узкий, потому что источенный до узости, мясницкий нож (происхождение ножа неясно, возможно, я присвоил это оружие на чьей–то даче), взял еще бутылку вина и пошел.

Идти было совсем недалеко. Погодинская улица, где я снимал желтую комнату, через несколько сотен метров упиралась в парк Новодевичьего монастыря, а тотчас напротив главного входа в монастырь располагалось несколько многоквартирных домов. На втором этаже одного из них и жила «ангел со вздернутой губкой» и ее старый муж.

Пошел снег. Мне и так было тревожно и плохо, а тут еще этот снег, необыкновенно густой и какой–то серьезный, пришла зима. Я, надо сказать, очень не люблю белый цвет, для меня это цвет бесплодия, траура и смерти, так вот я устроен, таковы мои чувствования и верования.

Зайдя в ее подъезд, я некоторое время звонил в ее квартиру, предположив, что она устала, уснула и спит. В ответ на мой ночной трезвон в квартире взволновалась собака, белый королевский пудель по имени Двося. Бешено залаяла.

Взволновались и соседи. Полная женщина в халате выглянула на площадку. Увидев меня, я был одет в кожаную шоферскую куртку, красный свитер под курткой и самодельные джинсы из домотканого индийского хлопка густого винного цвета, женщина зарычала: «Чего звонишь, нет их никого. Собака вся обоссалась уж точно…»

Женщина закрыла дверь. Подумав, как бы она не вызвала милицию, я принял меры предосторожности: вышел на улицу и спрятал мое изуверское оружие (лезвие сантиметров сорок, таким можно было зарезать даже большую свинью, не то что пятидесятикилограммового ангела), положил его на карниз, обвивающий дом на высоте около метра, и укрыл его снегом.

Вернулся в подъезд и сел на лестнице ближе к третьему этажу. С моей позиции мне видна была ее дверь, и стал ждать. Часа через два я решил, что одиозный нож мне обязательно понадобится. Спустился вниз и извлек его, холодный и мокрый. Спрятал на груди под свитером.

Она появилась где–то часа в четыре ночи. Уверенным шагом в длинном пальто с воротником и обшлагами из искусственного меха (такое же пальто у героини фильма «Последнее танго в Париже»), в шляпе, прямая спина, она всадила ключ в скважину замка, потом взялась за второй ключ. Я был уже готов крикнуть «Лена!» и встал, чтобы пойти к ней, когда услышал, как на первом этаже хлопнула входная дверь.

Мужчина поднялся как раз в тот момент, когда она отворила дверь и к ней бросилась собака.

У мужчины я видел только спину. Потом выяснилось, что это был актер Кваша, тот, который был назван после смерти самой высокой пробы.

Я не успел вскочить за ним в дверь. Но, движимый страстью, я начал звонить и стучать в дверь ногами. Я кричал, что это я, я кричал, что ждал ее всю ночь, а она, а она… я некоторое время колебался, как мне ее назвать, и все же выдавил из себя «сука!» и потом растиражировал это «сука» несколько раз.

Она открыла. «Ты отвратителен! — сказала она мне. — Ты видел себя в зеркало? Ты уродлив, на кого ты похож?»

Я думаю, я был похож на человека, который понимает, что он не может уйти. Человека, который решил совершить поступок. А вот какой, он еще не выбрал.

Она попробовала смеяться. Не очень вышло. Потому что ей было страшно.

— Я пойду, — сказал актер. Ему было 38 лет в тот год, и действительно, зачем ему разбирательство между девкой, которой всего 21 год, и типчиком в шоферской куртке. Мужчина хотел просто трахнуть девчонку, пока ее муж в Польше, а тут такие сложности. Да еще время–то было советское.

Вонючая Двося оскалилась и начала лаять на меня. Я вынул нож и замахнулся им на собаку, вовсе не желая ее убивать. Я просто понимал, что я должен совершить поступок, а вот какой?

— Никуда ты не пойдешь, Игорь, — сказала она капризно. — Я пригласила тебя выпить чашку кофе, и ты ее выпьешь!

Ко мне:

— А ты, подонок, дурак провинциальный! Ну, выспалась я с тобой, и что ты, ты думаешь, ты теперь имеешь на меня права, я твоя собственность? Я ничья не собственность! И брось этот ужасный нож, где ты его взял, такой ужасный?

«Дурак провинциальный» в эти секунды взвешивал: убить ее? Убить его? Убить их обоих? Самой последней появилась option и вовсе несерьезная: «Убить собаку?»

— Уходи! Выметайся из моего дома, — стала кричать она и для удобства сняла парик. Швырнула его через открытую дверь в большую комнату, служившую гостиной.

— Сейчас уйду, — сказал я, потому что нашел поступок. И шагнул в ванную комнату.

— Ты куда? — закричала она. «Сейчас уйду», — сказал «он» и закрыл за собой дверь. В ванной «он» бросил нож, нашел бритву ее мужа Виктора, это была опасная бритва, и, осторожно приставив ее к сгибу правой руки, сделал резкое движение. Кровь фонтаном брызнула ему в лицо.

Сразу образовалась лужа крови. Он открыл дверь. «Вот, — сказал он. — Вот тебе!»

Они закричали, забегали. Вызвали скорую. Забинтовали сгиб руки. Актер вынужден был уйти до прихода скорой. Происшествие с кровопусканием не поняли бы в его театре.

— Что ты наделал? — кричала она. — Что ты наделал, идиот? Ты сейчас сломал мне жизнь. Узнает Виктор, что я ему скажу?

— Скажешь, что связалась с серьезным человеком, — сообщил я ей. — Все твои связи до меня были несерьезные.