Юлия Добровольская - Голос ангела [cборник]

То тут, то там появляются первые трамваи и троллейбусы, почти пустые в этот ранний час. На крупных перекрестках желтые мигающие огни светофора сменяются на попеременно горящие красно–желто–зеленые. Прибавляется машин на проезжей части.

Рядом с крупным гастрономом останавливается серебристо–белая «альфа–ромео». Загорается аварийный сигнал. Лев выходит и направляется к гастроному.

Основная часть магазина отделена решетчатой загородкой, там темно. Ярко освещен винный отдел со стеллажами, уставленными бутылками, и витриной с дежурным набором фасованных в пакеты и банки продуктов.

За прилавком сидит девушка с карандашом в руке, склонившаяся над газетой. В стороне, опершись о колонну, стоит охранник в милицейской камуфляжной форме и наблюдает за действием, происходящим на экране закрепленного под потолком телевизора, из которого доносятся звуки, характерные для не претендующего на гениальность фильма: крики, выстрелы, взрывы, скрип тормозов и тому подобное.

Внутрь входит водитель. Охранник лишь мельком удостоверился в том, что вошедший — обычный покупатель, к тому же хорошо знакомый, и продолжает с интересом участвовать в киношных событиях: на его бесхитростном лице отражаются перипетии столь же бесхитростного сюжета.

Девушка узнает вошедшего и, как будто ждала именно его, улыбается. Ее лицо преображается из уставшего и скучающего над надоевшим кроссвордом в оживленное и радушное.

— Доброе утро.

— Доброе.

— Вам как всегда? — И она, не дожидаясь ответа, выходит из–за прилавка и скрывается в темной части магазина.

Выйдя оттуда, она кладет перед ним пакет молока и плетеную булку с маком, обернутую целлофаном. Включает кассу и выбивает чек.

— Не хотите свежей ветчины? Очень вкусная — я уже попробовала.

— Правда, вкусная?

— Правда–правда.

— Беру.

Девушка достает с витрины пакет с нарезанной ветчиной, снова пробивает чек. Ей явно не хочется расставаться с покупателем, но повода задерживать его больше нет.

А сам покупатель не намерен задерживаться. Он расплачивается и, улыбнувшись продавщице, кивком благодарит ее и выходит.

Она провожает его худощавую ссутуленную фигуру взглядом до двери, смотрит в стеклянную витрину. Видит, как он, сев в машину, снимает «гребешок», отключает аварийные огни и трогается с места. Она еще долго смотрит за стекло, но уже не на то, что может увидеть глаз.

Через несколько метров машина сворачивает в арку, едет по засаженному старыми деревьями двору и останавливается у подъезда.

Над дверью все еще горит фонарь, хотя нужды в нем уже нет — утро вступает в свою силу.

Выйдя из машины с пакетами под мышкой и нажав на кнопку брелка, Лев включает сигнализацию. Машина, мелодично пискнув, отпускает своего хозяина на отдых.

Он открывает кодовый замок и входит в просторный гулкий подъезд. Широкие лестницы с ажурными решетками, старый лифт — за решетчатой же дверью. В глубине парадного — стол, на нем лампа с абажуром, рядом тахта. На тахте, прислонившись к спинке, дремлет над книгой пожилая женщина.

Услышав стук двери, она проснулась и кивает вошедшему:

— Доброе утро, Лев Сергеевич. Вам телеграмма, поздно вечером принесли. Вот.

— Спасибо, Елена Марковна.

Зажав сложенный вчетверо листок губами, он поднимается к лифту, одновременно нащупывая в связке нужный ключ.

— Как работалось? — Вахтерша не прочь бы немного поболтать с этим милым мужчиной, но, зная его немногословность, не ждет ответа, а сама отвечает за него новым вопросом–утверждением: — Ездоков, поди, немного — начало недели…

Но Лев неожиданно останавливается, поворачивается к ней и говорит:

— Ездоков всегда достаточно, Елена Марковна. — Помолчав немного, решается на вопрос: — Елена Марковна, вы в Бога верите?

Женщина удивлена, оживляется, приготовившись к разговору.

— В Бога?.. Что это вы, Лев Сергеевич, какой Бог? Человек — вот бог. Каждый сам себе бог. Двадцать первый век на носу, а вы — бог!.. Это все от нечего делать… Бог… Народ как с ума свихнулся — в церковь попер. Космос, атом, человека вон в пробирке выращивают… Бог! Что это с вами? Вы ж образованный человек…

Разговора не получается. Монолог повисает в воздухе. Лев, опустив голову, идет к лифту, открывает дверь.

— Всего доброго, Елена Марковна.

Елена Марковна, поняв, что перегнула и упустила случай поточить лясы, спохватывается:

— Погодите, Лев Сергеевич, а что это вы вдруг?..

Но тот уже захлопнул лифт, и светящаяся кабина медленно поползла вверх.

Лев, открыв большие двойные двери, вошел в просторную прихожую и включил свет.

Слева — вешалка, на ней зонт, плащ, куртка. Под вешалкой, на темном пыльном паркете — несколько пар мужской обуви. Справа, дальше от двери — старый комод со стопкой газет и журналов, телефонным аппаратом старого, довоенного образца. За ним — стеллаж до потолка, заполненный книгами и толстыми литературными журналами, расставленными по годам. Над комодом зеркало с двумя бра по сторонам. На комоде слой пыли, только на ближнем к двери углу она свезена: видно, что этим углом пользуются. Сюда Лев и кладет ключи, продукты и сложенный листок.

Он переобувается в домашние тапки, берет с комода продукты. Передумав, снова кладет их на место и, распечатав телеграмму, монотонным голосом произносит по слогам:

«Бу–ду про–ли–отом пи–атни–тсу поздра–вли–аю ли–ена».

Ленка летит из Рима… Вот и славно. Анна будет рада… А я хоть уборку сделаю».

Он проводит ладонью по нетронутой пыли, отряхивает ее и долго смотрит на календарь рядом с зеркалом: на фоне оранжевого заката Колизей и цифры — 1995.

«Пятница… пятница у нас через три дня…»

Лев берет пакеты и идет в кухню. Там — следы легкого невнимания к порядку, как и в прихожей.

Просторная кухня обставлена старой и современной мебелью вперемежку. В ней уютно от обилия зелени на широком подоконнике и разнообразных ярких предметов и деталей.

Лев кладет продукты на стол, наливает в чайник воду, ставит его на плиту и выходит.

Он стоит в ванне, подставив лицо колючим струям. В его сознании возникает картина: под душем он и женщина с мокрыми темно–рыжими волосами; они целуют друг друга и ласкают — без страстных порывов — нежно и немного лениво; по всему видно, что это занятие им никогда не надоест.

Раздается звонок в дверь. Лев опоминается, накидывает на мокрое тело халат и выходит в прихожую.

— Кто там?

— Телеграмма.

Лев расписывается и закрывает дверь. Возвращается в ванную, садится на угол стиральной машины, распечатывает и читает:

«Поздравляю нашим днем люблю люблю люблю твоя Белка».

Рука с листком бумаги опускается. Он смотрит прямо перед собой пустым взглядом.