Людмила Мешкова - Евгения[продолжение книги Женя)]

— Что же там такого необычного?

— Кровать, да, да, именно кровать. Когда мы с Томой зашли в ее комнату, она сказала, — а это моя комната.

— Вслед за нами в комнату вошла ее мама, которая возьми и скажи, — Тома придется вам сегодня с Женечкой вместе ночевать, а то гостей я смотрю, понаехало, я на всех не рассчитывала.

— Где? — невольно вырвалось у меня.

— Здесь в этой комнате, — ответила мама Томы.

— Да? Вот здорово, — неизвестно почему обрадовалась Тома.

Я же, с ужасом смотрел на кровать. На ней и одному, по–моему, будет сложно разместиться, а уж о том, что бы вдвоем и речи быть не может, тем более в моем положении. Настроение у меня сразу же испортилось. Я больше ни чего не хотел. Я просто не представлял себе, как можно будет переспать с Томой в одной постели и что бы она ничего не заметила. Я пришел к выводу что никак. Поэтому мои мысли были заняты только одним, как мне выпутаться из этой щекотливой ситуации.

Мои мысли прервал вопрос заданный мне Томиной мамой, — ты не против Женечка?

Мне пришлось ответить, — да нет мне все равно.

— Я так и знала девочки, что вы будете рады, — сказала мама и вышла из комнаты.

— Ну и как ты выкручивался из сложившейся ситуации? — спросила я Женю, видя, что он замолчал.

— Целый день и вечер я с ужасом ждал наступающей ночи. Моя голова была забита одной мыслью, как быть, что делать? У меня даже мелькала мысль, может быть мне во всем признаться сразу, прямо сейчас, здесь сидя за столом, по крайней мере, я думал, что тогда меньше позора будет. Или нет сознаваться нельзя, может быть сослаться на то, что мне надо уехать домой. И тут у меня возникла идея, можно сделать проще, просто взять и уехать, не говоря ни кому, ни слова. Но не тут, то было, Гена двоюродный брат Томы, как она и говорила, не отпускал меня, ни на шаг. Прилип как банный лист. Короче говоря, не получилось у меня не только уехать не заметно для всех, но и от этого Гены не было никакого спасения, то на танец приглашает, то лишнюю рюмку нальет, то анекдоты начинает рассказывать без остановки. Пару раз я даже вовремя успел снять его руку с моей ноги. В конце концов, я плюнул на все и решил просто напиться. С этого момента я перестал себя контролировать. И мне, как ни странно стало лучше. Мои мысли перестали вертеться вокруг этой несчастной кровати. Если раньше я практически не замечал что твориться вокруг, то теперь можно сказать у меня открылись глаза. Я увидел много интересного.

Видя, что Женя опять замолчал, я спросила его, чтобы услышать продолжение, — И что же такого интересного ты увидел?

— Ты знаешь, раньше, когда я неожиданно превратился в свою сестренку, еще там на теплоходе, я как то не задумывался о том, что мне предстоит не только носить ее одежду, но и быть девушкой по настоящему, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Ты знаешь, я понял, именно там понял, что мне надо решать, что делать на самом деле. Оставаться тем, кем я стал, или все–таки попробовать поменять все назад, то есть стать самим собой.

Он встал с дивана, на котором мы вместе с ним сидели, и я с интересом взглянула на Женю.

— Если оставить все как есть, — продолжил он, — то придется на всю жизнь оставаться девушкой, но тогда как быть с моим телом? Правильно его тоже нужно будет менять, но именно это и пугало меня. Взять того же Гену. Он ухаживал за мной только потому, что видел во мне симпатичную девушку. А если бы он знал, всю правду обо мне, разве он подошел бы ко мне? Я думаю, что нет, не подошел бы. Но с другой стороны без моих документов все вернуть, назад, тоже не получится.

— Почему не получится? — поинтересовалась я, — трудности будут, но, по–моему, документы вернуть можно.

— Если честно, то я пробовал, правда, уже только весной, перед тем как вступить в наследство, но у меня ничего не вышло. Поэтому я все оставил как есть.

— Ну и зря, я думаю еще не поздно, и можно было попробовать еще раз, восстановить твои документы.

Ты знаешь, — нахмурился Женя, — тут не все так просто как ты думаешь. И дело тут не только в документах, поверь мне. Вся тонкость состоит в том, что вот уже скоро три года как я попал в мотоциклетную аварию, после которой я уже не совсем парень, вернее совсем не парень, — почувствовав, что он сказал что–то не понятное, Женя замолчал, но вскоре поправился, — точнее сказать парнем был только по документам.

— Как такое может быть? — не совсем понимая, что он хочет сказать, спросила я его.

— Как, как, очень просто. Все мое мужское достоинство было срезано как бритвой, и в один миг я превратился в неизвестно кого. Как сказали моим родителям, меня еле спасли. Поэтому мне теперь если честно все равно, с какими документам жить, потому что у меня там, — он показал, где именно, — нет ничего ни мужского и ни чего женского.

Я молча слушала его и до меня если честно не сразу доходил смысл того о чем только что рассказал Женя.

Ну а в тот раз, вернувшись с дачи, и находясь уже дома, меня раздирали противоречия. Я мучился вопросом, что же мне делать. Потому что там, на даче, когда я перестал себя контролировать, я, наконец–то почувствовал себя настоящей девушкой, или если так можно сказать, почти настоящей девушкой. И мне понравилось, что Гена клюнул на меня, вернее на мою внешность, значит еще не все потеряно. Кстати, сами ухаживания это бесподобно, мне очень понравилось быть на месте слабой и беззащитной девушки, но это отдельная история. Но с другой стороны между нами ничего не было, да и не могло тогда ничего произойти, так как Гена, как его не ругали, оказался на удивление порядочным парнем. Мы целую ночь гуляли с ним по дачному поселку и кроме поцелуев он себе больше ничего не позволял. Но что удивительно это, то, что он и рук, то своих особенно не распускал, — сказав это, он улыбнулся.

Я все еще находилась под впечатлением его рассказа.

— Просто невероятно, что пришлось ему пережить за свою короткую жизнь, — подумала я.

— Мне кажется, Гена и его поведение по отношению ко мне, в конце концов, повлияло на мой окончательный выбор, — продолжил тем временем Женя, — по большому счету мне было все равно, в чем ходить. Просто за те два года, что я прожил, будучи мальчиком уже после аварии, меня приводили в уныние. Ведь я не чувствовал себя полноценным парнем. В школе меня начали обзывать девчонкой, на улице меня так же частенько принимали за девочку, и только дома я чувствовал себя в полной безопасности. И вот там, на теплоходе, когда я неожиданно для себя превратился в девочку, я не сразу привык к своему новому обличью. Все принимали меня за девочку, а я стеснялся этого, мне казалось, что все равно я похож на парня, хотя от парня практически ни чего и не осталось, просто в силу привычки я еще чувствовал себя неуютно в женской одежде. А вернувшись, домой и, увидев вокруг себя так много людей, которые меня знали, я запаниковал. Мне казалось, что за моей спиной все шушукаются, — чего это Женька юбки стал носить? Поэтому, наверное, я стал носить только брюки и джинсы. И только после поездки на дачу я стал меняться.