Джон Марквэнд - Г. М. Пулэм, эсквайр

— Еще бы не помнить!

— Уильям, — снова обратился Боджо к официанту, — два стакана виски мистеру Пулэму и по стакану нам. Гарри, тебе придется наверстывать!

— Правильно, — вставил Кэртис Коул.

Боджо сел, и я последовал его примеру, вдвинув стул между Коулом и Ивансом. Некоторое время все молчали.

— Хочешь сигарету? — искоса взглянув на меня, спросил Крис. Лоб у него был весь в морщинах; на обшлагах пиджака была бахрома. Мне захотелось сказать ему что-нибудь, но тщетно я рылся в своей памяти, пытаясь отыскать какой-нибудь факт из прошлого.

— Давненько мы не встречались, — пробормотал наконец я.

— Да, давненько, — отозвался он. — Как твои дела, Юз?

— Меня зовут Гарри.

— А ведь и верно — Гарри. Боже, кажется, я уже начал выживать из ума. Как поживаешь, Гарри?

— Чудесно.

— Ну и хорошо, — ответил Крис, а я повернулся к Кэртису Коулу.

— Кэртис, ты по-прежнему играешь в гольф в Миопии? — осведомился я.

— В Миопии? — переспросил Кэртис.

— Ну да. Я всегда вспоминаю о тебе, как о человеке, который играет в гольф в Миопии.

— В таком случае, ты, должно быть, перепутал меня с кем-то другим. Я вообще не играю в гольф.

— Как так? Не понимаю, что происходит со мной.

— Я увлекаюсь парусным, спортом и все свободное время отдаю яхтам класса «С». Почему бы тебе не покататься со мной как-нибудь?

— С большим удовольствием… Слушай, а как, по-твоему, зачем мы тут?

— Хоть убей, не знаю.

— Во всяком случае, мне приятно встретиться с тобой. Давненько мы не виделись.

— Гарри, поторапливайся! — крикнул Боджо. — Ты отстаешь.

Я снова повернулся к Крису, пытаясь вспомнить что-нибудь о нем.

— Крис, что новенького в Европе за последние дни? — спросил я.

— Дела там никудышние, — ответил Крис. — Но трудно сказать что-либо определенное.

— По-твоему, дело идет к войне?

— Что, что? — вмешался Боджо. — О чем вы разговариваете, Гарри?

— Я спрашивал Криса, что он думает насчет войны в Европе.

— Послушайте меня, — взмахнул руками Боджо. — Я могу кое-что рассказать вам, так как только что разговаривал по прямому проводу с Нью-Йорком. Сейчас ситуация в Европе такова, что мы там ближе к миру, чем когда-либо раньше за последние пять лет. К сожалению, это все, что я могу сообщить, друзья, но советую запомнить мои слова. Мир сейчас реальнее, чем когда-либо за последние пять лет.

— Ты, видно, хочешь сказать, что Чемберлен опять собирается кого-то надуть, — заметил Чарли Робертс.

Тут я поймал на себе взгляд Боба Риджа, сидевшего у противоположного конца стола. Можно было с уверенностью сказать, что Боб Ридж прекрасно осведомлен, кто и чем занимается, — недаром он был агентом по страхованию жизни.

— Гарри, — обратился ко мне Боб, — ты получил вещицу, которую я послал тебе ко дню рождения?

— Ко дню рождения? Что-то не помню.

— Так, пустяк. Всего лишь нож для разрезания бумаг.

— Да, да, — спохватился я. — Теперь припоминаю.

— Конечно, пустячок, — продолжал Боб, — но я подумал, что тебе будет приятно видеть у себя на письменном столе напоминание о том, что ты стал на год старше.

— Одну минуточку! — крикнул Боджо. — Здесь никто никому и ничего продавать не будет и никто не будет вести разговоры об акциях или о положении в Европе. Мы здесь совсем не для того. Мы собрались потому, что вообще должны встречаться как можно чаще. И сейчас, когда мы встретились, я хочу предложить тост.

Боджо стукнул кулаком по столу и встал.

— Боджо, а нам тоже нужно вставать? — спросил я.

— Пусть тот, у кого не хватает силенок встать, валится под стол, — ответил Боджо. — Я предлагаю тост за наш выпуск — лучший из всех, черт побери, за выпуск, который проведет самую лучшую юбилейную встречу из всех, которые когда-либо проводились, потому что и вы, и я, и все мы только этого и хотим. Мы собрались потому, что нам нужно обсудить, как это лучше сделать. А сейчас — до дна, и завтракать!

Боджо поднимался по лестнице впереди остальных. Он шел быстрым, пружинистым шагом, высоко подняв голову и расправив плечи. Рядом со мной шел Крис Иванс, горбившийся так, словно он все еще сидел за письменным столом. В его глазах, прикрытых стеклами очков, читались обида и усталость. Я не сомневался (так же, как, по-моему, и Боджо), что выгляжу значительно моложе, чем Крис и все остальные. Мы с Боджо сохранились гораздо лучше других.

— Не понимаю, что Боджо потребовалось от меня, — обратился я к Крису. — Если ему нужны какие-то идеи, то их у меня нет и никогда не было.

Крис повернулся ко мне, и стекла его очков сверкнули. На лице у него я заметил то самое кислое выражение, какое не раз замечал у многих журналистов и писателей.

— Ну, скоро мы все узнаем, — отозвался Крис. — А знаешь, я не могу припомнить ни одного случая, когда бы он разговаривал со мной в университете.

— Видишь ли, Крис, ты же знаешь, как это бывает. Люди обычно становятся друзьями уже в более зрелом возрасте.

— Конечно, конечно, черт возьми, ты прав!

— Сюда, ребята! — крикнул Боджо. — Первая дверь направо, если только кто-нибудь сначала не хочет помыть руки. Кто-нибудь хочет помыть руки?

Желающих мыть руки не оказалось.

— Похоже, что мы завтракаем в отдельном кабинете, — заметил я Крису.

— Пошли, пошли, ребята, — поторопил Боджо. — Первая дверь направо.

— «Капитан сплачивает свою команду», — заметил Крис.

— Что, что? — недоуменно спросил я.

— «Капитан сплачивает свою команду, — повторил Крис. — Держись. Играй, раз уж начал!..» Это слова сэра Генри Ньюболта [3] Г. Ньюболт — английский поэт (1862–1938), один из бардов английского империализма. Употребляемое Крисом выражение взято из популярного стихотворения Г. Ньюболта и часто встречается в англо-американской литературе в прямом и переносном смысле; обычно приводится в оправдание английских колониальных захватов. , которым господь бог осчастливил Британскую империю.

— Ньюболт? Никогда не слышал.

— Ну так слышишь сейчас.

Впереди нас шли Боб Ридж и Кэртис Коул.

— Этот анализ, Кэртис… — услышали мы слова Боба.

— Какой анализ?

— Да тот, что ты передал нам в конторе.

— Ну и что?

— Ты, должно быть, перед этим напился воды, Кэртис. Ты ведь пил воду, правда?

— Боже милосердный! — воскликнул Кэртис. — Ну что плохого в воде?

— Доктор говорит, Кэртис, что нам придется все проделать заново.

— Нам? Ты-то тут при чем?

— Видишь ли, я, конечно, понимаю, что это глупо, — виновато продолжал Боб, — но… при этом обязательно должен присутствовать представитель нашей фирмы. Таковы правила.

— Давай, давай, ребята! — снова закричал Боджо. — Пошевеливайтесь!

В отдельном кабинете стоял овальный стол. На одной стене висела картина, изображающая Большой Каньон, на другой — пожелтевшая фотография Бостона после пожара 1872 года.