Андрей Матвеев - Эротическaя Одиссея, или Необыкновенные похождения Каблукова Джона Ивановича, пережитые и описанные им самим

в которой Д. К. посещает офис миллионера Зюзевякина в поисках совета, но из этого не получается ничего хорошего и Каблуков понимает, что его действительно околдовали

Сразу после отлета Лизаветы Каблуков пришел к выводу, что милому и добровольному заточению его наступил конец, ибо — как ни судите, но то, что случилось с ним (произошло, если быть более мягким и корректным в определениях), вещь абсолютно возмутительная, а значит, и нет больше ему душевного покоя, ибо что может быть горше для тридцатипятилетнего мужчины, пусть и определяющего себя лишь как «кусок лысеющей плоти» (это в лучшем случае), чем — тут нужна медицинская формулировочка — «внезапное расстройство основной половой функции». На Каблукова было жалко смотреть, он побледнел, осунулся, он выглядел помятым и пожамканным, печаль, переходящая в траурное отчаяние, тускло светилась в его глазах. Места себе не мог найти Джон Иванович сразу после отлета/отъезда своей бывшей подруги Лизаветы, долго ходил он по дачному участку и даже до близлежащего леска добрел, но ничего не помогало, и тогда решил Д. К., что пора отправляться ему в город, может, общение с Филом Леонидовичем Зюзевякиным поможет найти ответ на сей болезненный вопрос: что же случилось с Д. К. вчерашним вечером?

Проделав все тот же путь, что уже был описан в первой главе данного повествования, ДК вывалился из полупустого вагона предвечерней электрички и стал соображать, где ему проще всего найти сейчас Зюзевякина. Конечно, не исключена возможность, что бодрый предприниматель пребывает в своей резиденции, но вполне возможно, что это и не так: кто знает, что могло взбрести в его лихую голову? И Каблуков отправляется в резиденцию, в ту самую, которую довелось ему покинуть в последний раз при столь странных, более того — загадочных обстоятельствах, но, как он и предчувствовал, Зюзевякина дома не было.

— Они в офисе, — бесстрастно ответствовал Д. К. все тот же, давно уже нам известный дворецкий, немного приоткрыв резную, мореного дуба дверь. Бывать до сих пор в зюзевякинском офисе Каблукову не доводилось, но Д. К. прекрасно знал, где тот расположен — немудрено не заметить этот небоскреб черного стекла в самом центре города, неподалеку от набережной, сорокаэтажный небоскреб со стильным вензелем «Ф. З.» на самой верхотуре.

Каблуков поймал такси и небрежно бросил шоферу.

— К небоскребу Зюзевякина! — Шофер уважительно посмотрел на пассажира, и через каких–то десять минут Джон Иванович уже толкал вращающуюся зеркальную дверь. Личный апартамент Фила Леонидовича находился на двадцать первом этаже, но лифт был скоростным и подъем туда занял у Д. К. всего какую–то минуту, ну, может, две, в крайнем случае, три. Выйдя из лифта, Д. К. оказался в самом начале длиннющего коридора, устланного ворсистым палевым ковром, по стенам висели, как это и положено, подлинники абстракционистской классики, всякие Кандинские, Поллоки и Мондрианы, а в самом конце безжизненно–палевого коридора виднелась большая матовая дверь, которая вдруг внезапно открылась и навстречу Каблукову выплыла очередная Кошаня, только одетая в строгий деловой костюм, с деловой же улыбкой, открывающей белоснежные американские зубы, и с деловым же вопросом: «Чего изволите?»

— Фила Леонидовича я изволю, — мрачно ответил на вопрос Каблуков.

— А вы с ним договаривались? — бесстрастно спросила Кошаня.

— А вы ему скажите, что Каблуков пришел, Джон Иванович, — так же бесстрастно молвил Кошане Д. И.Каблуков.

— Каблуков или Каблукофф? — переспросила Кошаня.

— Каблуков, — уточнил Д. К, — с одним «в» на конце.

Кошаня удалилась, а Д. К. продолжил изучение абстракционистской классики. Когда он, смотря на очередную картину, пытался понять, настоящий это Поллок или не совсем, Кошаня вновь открыла дверь и проговорила:

— Проходите, но Фил Леонидович просил его подождать, — и Кошаня указала Д. К. на большое кресло, расположенное прямо напротив огромного японского цветного телевизора с подключенным к нему видеомагнитофоном. На экране шел какой–то фильм то ли со Шварценеггером, то ли со Сталлоне, правда, Джон Иванович смотрел обычно лишь порнографические фильмы, а потому все происходящее в телевизоре его не очень–то и заинтересовало, но он все равно плюхнулся в кресло, чувствуя, как комок жизненной обреченности подкатывает к горлу. — Выпить хотите? — спросила заботливая Кошаня. — Смотря что, — сказал Каблуков. — А что хотите, — услышал он гордый ответ. — Тогда рому, — опять почему–то мрачно изрек Каблуков, — только ямайского. — Хорошо, — промолвила секретарша и быстренько соорудила Каблукову большой бокал, полный ямайского рома.

Отлично устроился, — прогромыхал мощный зюзевякинский бас как раз в тот момент, когда Каблуков сделал первый глоток, — а, Кошаня, отлично ты его устроила?! — Кошаня потупилась, сникла и моментально исчезла где–то в закоулках огромного зюзевякинского кабинета. — Ну что, пропащий, заходи, — пригласил гостя Зюзевякин, и Каблуков вошел в святая святых российского бизнесмена, то бишь в его офис, что находился на двадцать первом этаже сорокаэтажного небоскреба черного полированного стекла в самом центре родного каблуковского города. Вот только стоит ли описывать в подробностях личные апартаменты Ф. З., когда любому современнику ясно, как должны выглядеть эти самые личные апартаменты? Ну, стол красного дерева, ну, еще столик, уже черного дерева, с телефонами и парочкой замысловатых компьютеров, ну, десяток мониторов, связанных с основными биржами мира, ибо должен же Ф. З. знать котировку как собственных, так — естественно — и всех остальных акций. Впрочем, многое что еще было в этих апартаментах, включая кровать из дерева грецкого ореха для мимолетного зюзевякинского отдыха, вот только действительно — стоит ли описывать все это?

— Нет, конечно, — говорит Каблукову Зюзевякин, — приглашая его поудобнее устроиться в палисандровом кресле рядышком со столом красного дерева. — Но скажи ты мне, Джон Иванович, что тебя ко мне привело? — И Зюзевякин смотрит на Каблукова каким–то стальным, безжалостным взглядом, которого до этого Д. К. никогда не замечал. Каблукову становится не по себе, Каблуков вдруг понимает, что не один Зюзевякин существует на белом свете, а как минимум два, и вот этот–то, второй, и показал сейчас свой волчий оскал, впрочем, чего ради Д. К. понадобилось отвлекать Ф. З. от акций, котировок, повышения и понижения и прочих биржевых дел?

— Ах, Фил, Фил, — вздыхает Каблуков, — что–то совсем ты себя работой загнал, может, я зря пришел?

Зюзевякин пристально смотрит на Каблукова. — Да нет, — говорит он, помолчав минутку, — не зря, видимо, что–то стряслось с тобой, Джон Иванович, а?