Владимир Топилин - Остров Тайна

– Ох, мужики, чо делается-то!.. Смотрите, средь бела дня бабенка жмется… знать до того назрела, что невмоготу. Ванька, а ты чо медлишь? Вали ее на койку, пока дрожит, а то убежит! – нарочито растягивая слова, с ехидной улыбкой подтрунивал Дерябин. – Потом не поймаешь! Пользуйся, пока на отдыхе… им-то все равно, сколько нас и кто мы…

Он не договорил. Утром, на завтрак, санитарка баба Феня разносила раненым еду: чай, кусочек хлеба и вареное куриное яйцо, которое Иван оставил на потом. Осторожно отстранившись от Ольги, Ваня незаметно взял его правой рукой и, коротко замахнувшись, не целясь, через всю палату запустил его в Дерябина. Бросок был точно в цель. В момент попадания Дерябин что-то говорил, яйцо угодило ему прямо в рот, плюс ко всему, оказалось всмятку. Эффект броска настолько впечатлил остальных, что на некоторое время в воздухе повисла тишина.

Стены палаты задрожали от дружного смеха. Едва не задохнувшись, сидя на кровати, Дерябин языком выворачивал изо рта желтую, перемешанную со скорлупой массу. Его округлившиеся, как у совы, глаза выражали страх и ненависть. Справившись с чувствами, он бросился через кровати на Ивана с кулаками. Тот успел отодвинуть Ольгу в сторону, принял первый удар на себя. Не раздумывая, ответил ударом правой руки. Дерябин упал на пол, подскочил, получил еще один тумак, вновь завалился, подкинув босые пятки, заехал под кровать старшине Гордееву.

Второй удар пришелся в челюсть и на миг выключил бунтаря. Несмотря на здоровье и возраст (Дерябину было тридцать пять лет), победила молодость. Не в силах справиться с шоковым состоянием, мужик с остекленевшими васильковыми глазами равнодушно выглядывал из-под кровати на окружающих.

На шум и хохот в палату забежала баба Феня, за ней доктор Воронцов:

– Пятая палата! Что за дикий смех? Ольга Васильевна, почему нарушается больничный режим? Почему у вас больной на полу лежит? Ему что, плохо?

– Не знаю… Больной Дерябин поскользнулся, упал, – выискивая поддержки у окружающих, растерянно проговорила Ольга.

– Да, он сам навернулся! Упал! – дружно поддержали ее мужики. – Шел и вдруг споткнулся. Пол скользкий. Пятки в мозолях, ногтями не смог зацепиться…

– А что у него изо рта течет?

– Плохо стало… наверное… утренний завтрак.

– Ольга Васильевна! – Воронцов покачал головой. – Вы уж тут разберитесь, кому плохо, а кому хорошо! Наведите, пожалуйста, порядок. И не шумите!

Воронцов ушел. Баба Феня помогла пострадавшему подняться, проводила его до своей кровати:

– Чего ж ты, солдатик, под ноги не смотришь? Так ведь и убиться можно.

– Да лучше бы убился… или язык поганый оторвало… – проговорил кто-то из мужиков.

Дерябин прилег на кровать, отвернулся к стене, затих и до вечера не поворачивался. Лишь перед ужином он сходил в туалет, а вернувшись, специально прошел мимо кровати Ивана с угрозами:

– Скажи спасибо, что мы не в окопчике, а то бы… да и так помни, что тебе это даром не пройдет!

После ужина, расположившись каждый на своих кроватях, определившись на группы по пять – семь человек, солдаты завели бесконечные разговоры о ранах. Но в основном обсуждались события последних дней на фронте. Кто-то рассказывал познавательный случай, произошедший с ним во время боевых действий. Другие вспоминали добрым словом погибших товарищей. Третьи писали под диктовку письма домой.

В просторной палате дым столбом, будто черти гудрон жгут. Подавляющая часть раненых – курящие. В палате разрешается курить только лежачим, кто не может ходить или передвигается с трудом. Ходячие должны курить в дальнем конце коридора, на веранде больницы. По понятным причинам в курилку вечером никто не ходит, а цедят самокрутки по очереди, под шумок.

Форточка открыта, но табачный дым не успевал выходить на улицу. Баба Феня периодически заглядывает в палату, грозила сухоньким кулачком:

– Опять надымили?! А ну, бросайте свои самопалки! Щас дохтора позову!

– Мы не курим! – с безвинными глазами доказывают солдаты. – Это Конякин да Федякин смалят. Им можно.

Конякин и Федякин, парни без ног, согласно кивали головами: это мы!

Сказав еще несколько выразительных фраз по поводу дорогого здоровья, бабушка Феня уходила звать доктора. Ее слова на мужиков не производили должного эффекта.

Иван вышел из палаты в коридор, сел на лавку. До настоящего времени он ни разу не пробовал закурить, поэтому плохо переносит табачный дым. Мысли Ивана до сих пор наполнены неожиданной встречей и смертью дядьки Константина. Он не мог понять, что это было: стечение обстоятельств, зигзаг судьбы – кому что на роду написано? Увидеть родственную душу через много лет у черта на куличках только для того, чтобы он закрыл тебя своим телом от пуль, казалось невероятным.

Однако это случилось. Он остался жить. Дядька умер. Зачем все это? Чтобы поведать ему тайну затопленного в пруду золота? К слову сказать, о золоте Ваня не думал, а вспомнил об этом только тогда, когда попал в госпиталь.

Золото. Зачем оно ему? Иван никогда не сталкивался с ним, не видел его и не знает, как оно выглядит. Что с ним делать? Куда девать, если он его найдет? К тому же, прежде чем найти, необходимо выжить в этой долгой, страшной войне.

В коридоре раздался монотонный гул от разговоров солдат. Мест в палатах не хватало. Раненых разместили на наспех сколоченных вдоль стен деревянных нарах. В основном здесь лежали бойцы с легкими повреждениями, те, кто мог самостоятельно передвигаться без посторонней помощи.

Посредине коридора стоит стол, за которым сидела дежурная сестра Ольга. Склонившись над толстой стопкой бумаг, девушка заполняла медицинские карточки, писала истории ранения и болезни. Когда Ваня вышел из палаты, она оторвалась от работы и долго, глубоко посмотрела на него благодарным взглядом. Смущенный, он опустил голову, покраснел, как созревшая рябина. Он не знал, что можно сказать понравившейся девушке. Она уткнулась в бумаги, продолжая писать результаты обследования.

Постепенно передвигаясь из одного конца коридора в другой, баба Феня моет полы. Освобождая ей место, солдаты поднимают ноги, другие уходят в курилку. Раздумывая, куда пойти, парень встал, решил вернуться в палату. Сделав шаг к двери, вдруг услышал за спиной строгий голос Ольги:

– Мельников! Помоги шкаф в процедурной передвинуть!

Ваня не сразу понял, что она обратилась к нему.

– Да, ты, – с улыбкой повторила Ольга. – У тебя правая рука работает, помоги. Да пойдем, не бойся, не укушу!

Зашли. Может, специально, может, случайно Ольга закрыла за собой дверь, показала на шкаф:

– Вот этот. Его надо сюда передвинуть, – показала место в другой части комнаты и заговорила другим, более мягким, голосом. – Спасибо тебе… за сегодняшнее. Защитил, не дал в обиду… – вдруг засмеялась чистым, приятным смехом. – Давно ты так яйца кидать умеешь?