Владимир Топилин - Остров Тайна

Ване стоило больших усилий одному отвалить тяжелую заднюю лапу и вскрыть брюшину. Он не стал снимать с медведя шкуру – не было времени. Вырезав печень и вырезку, Ваня поторопился в обратный путь.

Дядька Степан и братья ждали его возвращения сегодня. Он спешил рассказать им о своих похождениях, чтобы не позже чем завтра вернуться сюда вместе. Дорогу к убитому зверю и на остров Тайна он запомнил хорошо.

Возвращаясь назад, Ваня услышал знакомый лай. Обрадовавшись предстоящей встрече, он поспешил на голос Тунгуса. Охрипший от длительной атаки кобель держал сохатого за тем островком, откуда они спугнули его вчера.

Уставшие за ночь «общения», зверь и собака едва держались на ногах. Прижавшись задом к кедру, покачиваясь из стороны в сторону, копытное равнодушно качало головой: «Как ты мне надоел!» Тунгус спокойно ходил кругами на вытоптанном пятачке снега в двух шагах перед мордой: «Это еще не все!»

Услышав и увидев приближение человека, оба оживились. Сохатый хотел убежать, но пес преграждал ему дорогу. Ване кое-как удалось подманить кобеля к себе и привязать его на поводок. Бык отбежал двести метров до соседнего островка, лег под куст и с жадностью начал есть голые ветки молоденьких осинок. К большому недовольству Тунгуса Ваня не стал его убивать. Незачем губить животное напрасно. У него теперь и так достаточно мяса.

Оставшаяся часть пути для обоих закончились без приключений. Ваня рассказал дядьке Степану о своих похождениях. Тот решил выходить всем вместе на остров на рассвете.

Последующие два месяца промыслового сезона Ушаковы жили на острове Тайна в избе Мельниковых. Убитого Ваней медведя разделали, а мясо залабазили, спрятали от вездесущих мышей и птиц. Шкуру обработали от мездры и потом вынесли домой.

В тот сезон в окрестностях острова Тайна, на болотах, охотники добыли одиннадцать соболей. На ломоватскую заставу никто не ходил, потому что запретил Степан.

Тук-тук – стучат парные колеса. Так-так – звенят стальные рельсы. Скрип-скрип – стонут стены вагона. Дзинь-дзинь – брякает в пустом ведре железный ковш.

В переполненном новобранцами вагоне душно и тесно. Давая тусклый свет, мечется подвязанная под потолком керосиновая лампа. Качаясь на неровной дороге, скрипят наспех сколоченные нары. На них, прижимаясь друг к другу спинами, лежат молодые парни. Кто-то сидит внизу, курит, переговариваясь с товарищами. Другие шепчутся, обсуждая события последних дней. Третьи от нечего делать в сотый раз перекладывают в вещмешках немудреные пожитки.

– …да мы их… да што мы… батя писал, немцы сибиряков боятся, потому как из нас половина охотников, – степенно разводя руками, говорил здоровенный, краснощекий детина. – Стрелять все умеем! Враз шею намылим, побегут и фамилию не спросят! Гы-гы-гы! Переколотим, как глухарей на току!.. Гы-гы-гы!..

– …эт точно! Под Москвой, вон, в прошлом годе фрицы наступали. А как наших привезли, так они и взад портки! – поддержал его другой новобранец и, понизив голос до низкого: – Что бы фронт без наших-то делал?!

– Тих ты… – перебил его третий парень в новенькой гимнастерке. – Не дай бо… услышат.

– А мне братуха писал из госпиталя, что колотят наших… – еще тише проговорил четвертый боец. – А скоко вон, на деревню похоронок пришло…

– Не бубни, боец. И не разводи панику! – перебил всех из дальнего угла старшина Михеев. – За такую агитацию можно и в штрафбат загреметь!

– …да я што… да я ничего… да я что люди говорят, – со страхом в голосе проговорил парнишка. – Я… как все…

– Вот и то-то, что как все! – растягивая слова и присматриваясь к нему, продолжал старшина. – Гоним мы фрица – и дальше гнать будем! А то што с фронта пишут, так не верьте. Все это неправда! Только трусы так пишут да самострелы!

– А что такое… самострелы? – спросил кто-то. – Это когда ружье к нитке подвязано? Разве так фрицев колотят?

– Фу, ты, деревня, колхоз без председателя! – засмеялся Михеев. – Так стрелять – на всех немцев винтовок не хватит. А что такое самострел, потом сам узнаешь.

– А когда нам винтовки дадут?

– А когда мы на фронт?

– А когда немчуру бить будем? – посыпались со всех сторон вопросы.

– Как приедем – так все и будет, – ответил старшина и усмехнулся в седые усы. – Успеете еще… в штаны наложить… – И еще тише: – Да кровушки хлебнуть.

И опять замкнулся в себе в дальнем углу на нарах.

Новобранцы стали обсуждать предстоящие события, кто и как будет бить проклятого гада. Кто-то хорохорится. Другие относятся к ситуации спокойно. Только в глазах каждого застыл страх: что ждет впереди? Никто не знает обстановки. Всех собрали из разных деревень, городов и таежных селений в Красноярске, переодели в новую форму, напихали в теплушку пятьдесят человек, как рыбу в торбу, прицепили ночью вагон к проходящему составу, заперли дверь снаружи и повезли на запад. Куда везут – никто не говорит, все держится в строгой тайне. Где везут – не видно, никто не выпускает солдат на улицу. А в маленькое окно много не насмотришься.

Весь день паровоз тянет состав «на парах» не останавливаясь. Пища выдана новобранцам сухим пайком в Красноярске на три дня. Вода в железном баке. В углу стоит огромная бадья для параши. Остановки – глубокой ночью, на полтора-два часа. Пока машинисты меняют паровоз, часовые из бывалых фронтовиков отпирают двери. Два новобранца выносят парашу, еще двое набирают в бак из колонки воду. Все передвижения происходят под конвоем, чтобы никто не сбежал. В это время идет поверка личного состава. После этого двери теплушки запираются на замок. Свежий, наполненный углем и водой паровоз орет рваным криком, состав трогается и едет дальше до новой остановки, которая будет следующей ночью.

Ваня Мельников лежит на третьем ярусе. Вниз спускается редко, только для того, чтобы сходить в туалет, да набрать воды во фляжку. От долгого лежания тело затекло. Бока болят, поясница ноет, ноги тянет, плечи выворачивает. Спуститься бы вниз, размяться, да там других парней хватает, не протолкнуться. Быстрее бы кончилась дорога.

Рядом лежит Гоша Веревкин из колхоза «Рыбак». С детства Ваня и Гоша были врагами, дрались при любом удобном случае. Заводилой всех стычек был Гоша. Как только Ваня появлялся на фактории, он всегда находил повод для конфликта. Пока Ваня учился в начальной школе с первого по третий класс, Гоша верховодил и всегда побеждал «пасечников», потому что был на два года старше своих одноклассников. Причиной тому служила лень, за пять лет Гоша все же как-то одолел предметы начальной школы.

Когда Ваня пришел в первый класс, Гоша к тому времени протирал домоткаными штанами соседнюю парту второй год. Окончили третий класс вместе. Душещипательное прозвище Камарысло преследовало Гошу десять лет. Поводом тому послужил диктант на уроке русского языка во втором классе. Когда учительница Вера Сергеевна продиктовала детям «Шла девушка с ведрами», Гоша отредактировал фразу на свой лад: «Прет баба на горбе камарысло и два ведро». Отсюда понятно, что горе-ученик писал на бумаге о том, что видел, как тот остяк, восхвалявший в песнях окружающий его мир, где проезжал на оленях. Если с бабой и ведрами можно было как-то разобраться, то слово «камарысло» Гоша воспринимал по-своему до настоящего времени.