Ольга Толмачева - Волшебное пение птицы

— Ю-ля! — бросил Алексей Иванович снежок в небо. — Ю-ля! — взволнованно прохрипел.

С Юленькой Алексей Иванович встретился в книжном магазине. Забежал в обеденный перерыв купить дочке географический атлас, в офис вернуться спешил. И так из–за Аллочкиных причуд обед скомканный вышел. Корней Петрович увлёкся, чертежи подсовывал, насилу от завхоза отбился.

Не купит атлас — жена съест.

Летел в магазин, что было духу. Временем дорожил, экономил. Пропустить судьбоносную встречу боялся. Зря что ли его сердце трепетало, перемен ждало?

В тиши помещения, окружённая книгами, Юленька незаметно у прилавка стояла. Скучала.

Сначала торопливый взгляд Алексея Ивановича о книжки споткнулся: Куприн… Чехов… Толстой… Тихая девушка, тоненькая… Как воздух, прозрачная… В тугом свитерке, юбке узкой. Стоит отрешенно, рукой по волосам водит…

И тут Алексею Ивановичу словно поддых дали. Он даже за стенку схватился — так повело.

Склонив голову, Юленька модный журнал листала, на посетителей вяло посматривала. И на Алексея Ивановича вскользь поглядела: чего купить хочет или так, чем интересуется?

Он увидел глаза Юленьки — кроткие, безмятежные… Тысячи скрипок запели в душе.

Его пронзила стрела Амура.

С тех пор Алексей Иванович стал часто в магазин заглядывать. Потопчется… Постоит у полки… Книжку полистает. Купит чего.

— Чем интересуетесь? — вежливо спросила Юля и отложила журнал. На обложке Бред Питт.

Боже мой, какая прелесть! Кто последний раз Алексея Ивановича спрашивал, чем интересуется? От волнения он потерял дар речи.

— Ээ-э, а как вы к Плутарху относитесь? — вымолвил наконец.

Юленька смотрит на Алексея Ивановича из–под пушистых ресниц, лобик от напряжения морщит.

— Посмотрите в отделе астрономии и космонавтики. Там о планетах. — Голосом нежным пропела.

Так они и познакомились.

И так все эти дни сердце Алексея Ивановича не на месте было, а теперь и вовсе укатилось в пятки. Проснётся иной раз в ночи, рукой за грудь хватается — сердце ищет. А перед глазами Юленька — лобик морщит.

С этого момента все изменилось у Алексея Ивановича в жизни! Ещё неделю назад он за все переживать начал, а теперь и вовсе чувствительным стал. Нет, нет, да навернутся слезы, защемит в душе.

Смотрит на жену в бигудях, а у самого сердце рыдает, кровью сочится. Сколько лет неприбранной по квартире ходит! Дом охраняет, кастрюльками гремит.

Он вспомнил жену молодой, игривой. Огонь, вихрь!

Прослезившись, вздохнул.

И себя почувствовал не в тарелке: ведь если женщина так изменилась, и не в ту сторону, кто виноват? Он, Алексей Иванович. Не уделял внимания — заросла пылью…

Может, дело какое придумать? В производственный отдел пристроить жену?

И дочка дерзит — растёт, как колючка. Включит музыку, окна дрожат. Выходит, опять виноват: не приучил классику слушать.

А сам Алексей Иванович внезапно Бахом увлёкся. Точно впервые услышал!

Оказывается, все уже сказано. Каждая нотка — на месте. Столько веков назад! А он словно прозрел!

Погрузится в волшебные звуки, слушает… Вдруг ввысь улетит…

Вернётся обратно, и так на душе скверно… Ни красоты, ни гармонии. Столько людей, а вокруг пустота. Пустыня. Печально поймёт: мир несовершенен. А он одинок.

Зато на производстве в нем благоприятные перемены отметили.

Готовься, шеф говорит, к новому назначению.

Жена руками всплеснула, квартиру новую подбирать кинулась. И дочка от уважения ревущую музыку глушит, в наушниках слушает, как громыхает металл.

И только один Алексей Иванович знал цену этим чудесным превращениям. Это все она, Юля! Она волшебница. Будоражила ум, просветляла сознание. Горячую кровь по жилам толкала. Он и ходить–то не мог спокойно, как вихрь, по лестнице мчался, руками в такт сердцу размахивал. Не двигался, не шагал, все время летел.

В пятьдесят лет — открыть Баха! Не чудо? А сколько неизведанного ждало впереди! И не только в музыке!

Платон, Аристотель — философы… «Платон, ты мне друг, но истина дороже…», — как верно сказано! От восторга Алексей Иванович потирал руки. Вот дружба, вот отношения!

Макиавелли — про государство трактат — тоже давно почитать собирался. Может, про устройство общества, наконец, что поймёт. А то вечерами новости смотрит, на экране мельтешение лиц наблюдает, а кто куда, что за чем и где искать виноватых — без Макиавелли не разберёшься. Темно без мыслителя–то.

«Зри в корень», — опять же философ сказал.

Алексей Иванович вдруг почувствовал, что и не жил вовсе. Жизнь вроде как мимо него прошла. То есть они с жизнью параллельно шагали, друг друга не видя.

А теперь…

С трепетом взглянув на Юлю, Алексей Иванович снял с полки Сенеку. Полистал. Словно ему в утешенье, мудрец прошептал, что «никогда число прожитых дней не заставит признать, что мы прожили достаточно». Одним словом, все ещё впереди, обрадовался Алексей Иванович.

— А вы Сенекой интересуетесь? — переминаясь с ноги на ногу, спросил у Юли.

— Сенека за двести рублей в мягком переплёте. Избранное. А здесь — полное собрание. Это дороже, — указала на полку и в журнал отвлеклась. Биографию Кристины Агилеры изучала.

Ах, Юленька! Ах, проказница! В её присутствии Алексей Иванович был по–прежнему робок, но чувствовал себя свежо, молодо. Все время хотелось острить. Не всегда, к слову сказать, смешить получалось — из–за той же робости. Но возможности были — в себе был уверен. Потенциал был.

Их встречи были непродолжительны, мимолётны, но Алексей Иванович не оставлял надежду привлечь, чем–нибудь удивить Юленьку — и не только глубокомысленной фразой, почерпнутой у классиков.

Очень хотелось выпрыгнуть из повседневной рутины, громко заявить о себе в общечеловеческом, мировом масштабе. Стать бы, думал, очень известным — и не только в своём городе. Пусть бы о нем написали в газете. Или по телевизору в новостях показали…

Что–нибудь спросят, к примеру, а он со знанием дела ответит…

Почему не ответить?

— Что думаете вы, Алексей Иванович, про мировой финансовый кризис? — попросят прокомментировать… Или: — Как вы относитесь к испытаниям коллайдера — не приведёт ли это к гибели планеты?

Юленька вечером МТV включит, а в заставках вместо рекламы Алексея Ивановича покажут… Увидит, восхитится: он — этот странный мужчина в магазин приходил, про Сенеку расспрашивал… Какой известный, рейтинговый…

Переключит внимание от Бреда на него, Алексея Ивановича. Питт далеко, в Америке. А он здесь, совсем рядом, на соседней улице офис.

Одна беда: пока не придумал Алексей Иванович, как бы внимание общественности на себя перетянуть, чем бы этаким поразить, чтобы папарацци за ним бегать замучились.