Вильям Козлов - Поцелуй сатаны

— Я не хочу иметь дела с ганстерами, — сказала Алиса. — Они еще страшнее наркоманов.

— Он просил меня сообщать ему про богатые квартиры, — вдруг разоткровенничалась Галина — Ну про обстановку, вещи, картины, видео…

— И ты сообщала?

— Что я, дурочка? — рассмеялась Галина — Я ему сказала, что мы ремонтируем бедные квартиры. Богатые нанимают кооператоров.

— А я уж подумала, не сообщница ли ты его, — заметила Алиса.

— У него девчонок навалом… А на тебя вот клюнул!

— Держись от него, Галя, подальше, — посоветовала Алиса. — У него нехорошие глаза. И плюнь на его ресторан… с выпивкой и закуской!

— Что ты? — замахала руками Рублева. — Не приду — разозлится. Он может и гадость какую-нибудь сделать. Натравит пацанов, а те затащат в подвал и хором изнасилуют. Знаешь Лидку-кладовщицу? Вот с ней такую штуку в мае сотворили… И милиция никого не нашла. А может, Лидка испугалась и сделала вид, что не узнала, когда ей устроили очную ставку с хулиганами.

— И ты меня хотела с таким типом свести! — с упреком произнесла Алиса.

— Я? — смутилась Галина — Да он сам подошел к нам и сел за стол. Ты же видела.

— Я зайду к одной хорошей женщине, — сказала Алиса, останавливаясь у троллейбусной остановки. До Марата можно и пешком дойти, но ведь Галина не отвяжется, а Алисе уже надоело с ней толочь воду в ступе.

— Он ведь такой, может и в общежитие припереться, — не отставала Рублева.

— Не припрется, — ответила Алиса — Не такой он дурак, чтобы при его опасной профессии рисковать… Пусть в другом месте дурочку поищет.

— Выходит, я дурочка? — округлила светлые глаза Рублева.

Подошел троллейбус, Алиса улыбнулась и с толпой ожидающих поднялась в салон. Галина таращилась на широкое заднее окно, выискивая взглядом Алису.

Троллейбус отчалил, а возле Рублевой притормозили желтые «Жигули». Из приоткрытого окна на нее внимательно смотрел пожилой мужчина в плаще, вязаной шапочке с синим помпоном. В машине слышалась легкая музыка.

— Куда вам, девушка? — мужчина, улыбаясь, смотрел на нее.

— Близко, — отмахнулась Галина.

— Садитесь, я с вас денег не возьму, — сказал мужчина. На пальце у него золотой перстень, на запястье японская «Сейка». «Крутой мужик! — подумала Галина. — A-а, все равно до восьми делать нечего…».

— Куда, дядя? — обойдя машину и усаживаясь рядом, спросила она. В салоне витал запах хорошего мужского одеколона. Из стереомагнитофона лилась знакомая мелодия, пел Майкл Джексон.

— На Приморском есть отличный ресторанчик… племянница! — с улыбкой взглянул ей в глаза мужчина, для чего ему пришлось круто повернуть массивную голову на короткой шее.

— Вы ведь за рулем? Вам нельзя, — входя в роль простушки, заулыбалась и Рублева.

— Мне все можно, — сказал он — Меня звать Георгий. А вас?

— Галина, — она неловко сунула ему широкую ладонь с мозолями, свидетельствующую о ее рабочей профессии.

— Вот и ладненько, Галочка! — жизнерадостно продолжал Георгий — А может, наплюем на ресторанчик и ко мне, домой? Бар, видео, хорошие сигареты?

— Нет уж, фигушки! — сделала попытку, правда, слабую, Галина открыть дверцу.

— Как хотите! — воскликнул Георгий. — Ресторан так ресторан, тем более, я сам вам, Галина, предложил.

— А то какой быстрый! — сделала та вид, будто оскорбилась. — Раз — и в дамки.

— В дамки? — трогая машину, сказал Георгий. — Вы в шашки играете?

— В лапту, — буркнула Галина и небрежно прибавила звук в магнитофоне; пусть знает, что ей не в диковинку его заграничная техника…

— Ты должен с ней встретиться, Коля, — уж который раз заводила пустой разговор Лидия Владимировна. — Гордость его заела!

— Я никому ничего не должен, — вяло отвечал он. Спорить с бабушкой и доказывать, что все это бесполезно, не было смысла. У Лидии Владимировны были устарелые понятия о совести, чести. Она считала, что мужчина должен уступать женщине, завоевывать ее, мол, женщинам это нравится. А он, Николай, ждет, когда Алиса сама ему на шею бросится…

Они завтракали на сумрачной кухне. По окнам ползли извилистые струйки, над каменным колодцем двора плыли темно-серые лохмотья облаков. Слышно было, как внизу урчали водосточные трубы. Из репродуктора неслась какая-то дикая однообразная музыка, хриплый певец повторял бессмысленные слова про дорогу, на которой его должна ждать девушка. На тарелке — поджаренные ломтики белого хлеба, брынза. Вареную колбасу Николай не любил, она и колбасой-то не пахла — а за кооперативной нужно было постоять в очереди. Интересно, где бабушка раздобыла банку бразильского кофе? Теперь чая-то хорошего не купить.

— Она работает на Чайковского, я не знаю, как называется эта организация, но они ремонтируют квартиры гражданам. Девочка сама себе зарабатывает на жизнь. Живет в общежитии, хорошо выглядит, — Лидия Владимировна помолчала и не очень уверенно прибавила: — всякий раз передает тебе приветы…

— Бабушка, меня ее жизнь не интересует, — сказал он, прихлебывая из кружки с изображением памятника Пушкину душистый кофе. — Она несколько раз уходила от меня, я искал ее по всему городу. Но тогда она была больна, и я ей все прощал. На этот раз она ушла, все взвесив. Ну чего я добьюсь? Возьму ее за руку и приведу к тебе? Летом ей нравится в деревне, а зимой ее туда не затащишь! А я не могу бросить в такой момент Гену.

Лидия Владимировна пила кофе с бутербродом, горчичного цвета глаза ее с грустью смотрели на внука. Дымчатого цвета негустые волосы топорщились на морщинистом лбу, тонкая шея изрезана глубокими складками, на круглом подбородке завивались в колечки редкие седые волосинки. И все равно семьдесят пять ей не дашь. Лидия Владимировна следила за собой. Когда выходит из дома в театр, то даже губы подкрашивает и наводит кисточкой зеленоватые тени под глазами.

— Ты знаешь, сколько твой дедушка ухаживал за мной?

— Знаю, — скупо улыбнулся он — Два года.

— Но ты не знаешь, что он меня отбил у другого мужчины-артиста, который готов был на мне жениться.

— Прекратим этот разговор, а? — попросил Николай, вставая из-за маленького кухонного стола. — Каждое утро одно и то же.

— От своего счастья отказываешься, дорогой! — вздохнула Лидия Владимировна — Такие девушки теперь — редкость.

— Она от меня отказалась, — буркнул он.

— Это был минутный каприз, — возразила бабушка — Я уверена, она жалеет об этом.

— Не знаю, не знаю…

«Странный человек бабушка! — выйдя из дому, размышлял Уланов. — Неужели не понимает, что если я пойду к Алисе и стану ее уламывать вернуться ко мне, она меня будет презирать! Ни разу не пришла на Марата, когда я был в Ленинграде. Значит, избегает меня. Почему же я должен идти к ней?»