Вильям Козлов - Чёрные ангелы в белых одеждах

— Хозяин леса — ворон, — сказал Василий — Ну, если не считать твоего деда Георгия Победоносца…

— Почему Победоносца?

— Я его так зову, — ответил шофер. — Серьезный мужик. И умный — Неожиданно перескочил на другое: — Прошлым летом на пушкинском празднике один московский поэт свалился с трибуны и сломал руку. Пьяный был… А самые знаменитые вместе с областным и районным начальством гуляли на турбазе «Саша» два дня… Я сам возил их на «газике». Фамилии, правда, забыл, хотя и книги дарили с автографами… Пили, гуляли, с ними и молоденькие поэтессы были, парились в бане, купались в озере, а мы с твоим дедом следили, чтобы чего не случилось, ну не утонули, не заблудились… Наши местные начальнички с секретарем писателей кабана завалили в овражке, тут жарили и с собой им дали… Пьют, я тебе, Вадя, скажу, поэты-писатели не меньше, чем наши начальнички, а уж эти перепьют кого хочешь. У начальников, кто не умеет пить, тот долго на большой должности не удержится, обязательно рано или поздно погорит. На водке или на бабе. Я думаю, их подбирают в райком-обком-райисполкомы по тому, как они пить умеют. А еще эти… тосты произносить. Ну и внешность соответственно. Наш первый всегда тамадой за столом со столичными гостями. Такие хитроумные тосты заворачивает, что и грузины позавидуют!..

— А дед… дедушка тоже пьет? — спросил Вадим.

— В рот не берет спиртного, даже пива не пригубит… Уж как его начальство и гости упрашивают, а он встанет и уйдет. Да он и не заходит к ним, разве что позовут. Я думаю, он нагляделся на пьяных начальников и их накрашенных мамзелей и его от одного запаха водки воротит… Мне тоже пить не полагается, я — шофер! Свистнут — и я перед тобой, как конь перед травой… Тоже Пушкин?

— По-моему, Ершов. «Конек-Горбунок», — улыбнулся Вадим.

— А ты, гляжу, отличник! — рассмеялся Василий, — Небось, по литературе пятерка?

Вадим промолчал, по литературе и географии, еще истории у него пятерки, зато по математике — тройки…

— А я десятый в вечерней школе заканчиваю, — сказал Василий, — Да вот часто пропускать приходится, шофер, как извозчик — прикажут, и покатил Вася куда надо! Хуже всего начальство возить…

— Так не возите, — вставил Вадим.

— Есть и свои преимущества, — заметил Вася, — Я стоял бы еще Бог знает сколько лет в очереди на квартиру, а так по звонку начальника получили с женой однокомнатную в новом доме на улице Ленина. С ванной и душем.

— Лучше бы на Пушкина… — машинально выскочило у Вадима. Так наверняка сказал бы отец… Он прикусил язык и покосился на шофера: тот, наморщив лоб, смотрел на дорогу и, видно думал о своем.

— Да и аттестат мне дадут, если даже целую четверть пропущу. Позвонит мой шеф начальнику районо, а тот подскажет директору и все дела. Они не такие дела по телефону обтяпывают. Не говори, паря, возить начальство — выгодное дело! Ну а то, что дергают в нерабочее время, дома, бывает, не ночую, так жена привыкла, не обижается… Я одних бутылок каждый месяц на два-три червонца сдаю.

— Так много пьете?

— Начальство пьет, а я — бутылки подбираю, не пропадать же добру? Твой дед-то от этого бизнеса, отказывается, а зря.

После такого признания в глазах Вадима образ веселого улыбчивого шофера Васи несколько потускнел, ладно, бутылки собирают старики-пенсионеры, но Василий молодой…

— Я по кустам не шарю, — по-видимому, заметив смущение своего юного пассажира, решил поправить дело Лукьянов, — Со стола и пола соберу и — в мешок. Чего тут такого? Не выбрасывать же их в озеро?

— Вам виднее… — пожал плечами мальчишка, разглядывая через запыленное переднее стекло колючего ежа, перебегавшего дорогу. Василий тоже заметил и прибавил газу.

— Не надо, дядя Вася! — умоляюще посмотрел на него Вадим.

Шофер сбросил газ, улыбнулся:

— Жалеешь божьих тварей? И дед твой, хоть и охотник, а подбирает в лесу разных пораненных зверюшек и птиц и лечит, как доктор Айболит.

— А потом? — спросил Вадим.

— Что потом? A-а, отпускает на волю.

— Это хорошо.

— Я бы не выдержал один долго в лесу, — сказал Василий — А ему нравится. Зайдет когда в контору — и скоро снова в лес!

Неожиданно сразу за изгибом дороги открылась огороженная металлической сеткой на железнодорожных столбиках турбаза «Саша». Это слово было выдавлено на латунной пластине, прибитой к железным воротам со знаком «Проезд воспрещен». Однако ворота были открыты и Василий, снизив скорость, въехал на территорию турбазы. Несколько финских домиков и приземистый длинный корпус прятались среди высоких сосен, наезженная дорога тут обрывалась, а вниз вела узкая тропинка, где синело большое обрамленное сосняком озеро. Бросалась в глаза у главного корпуса высоченная железная мачта-громоотвод. Ни у домиков, ни у корпуса с бурой металлической крышей, усыпанной желтыми иголками, никого не видно. Остановившись у крыльца под сосной, Василий несколько раз «бибикнул», однако никто не вышел. Заходящее солнце позолотило вершины сосен, над ними, охотясь за мошками, летали стрижи. С озера слышалось негромкое кряканье уток, потрескивал нагревшийся за дорогу мотор. Какое-то новое, неизведанное чувство отрешенности от шумного мира постепенно охватывало Вадима. Но где же дед? Как он его встретит? Что-то подсказывало, что он, Вадим, обретет здесь нечто важное, значительное.

— Красивое местечко, — закуривая, равнодушно заметил Василий. Он прислонился спиной к сосне и, сощурившись, смотрел на озеро. — И рыбка тут клюет, попадаются даже судаки. Может, Григорий Иванович сети проверяет?

— Кого это ты привез, Василий? — услышали они густой басистый голос, будто прозвучавший с неба. Они невольно задрали головы и увидели на отдаленной сосне с обрубленной макушкой человека в резиновых сапогах, солдатской гимнастерке, седобородого с всклокоченными, тоже седыми волосами. Человек прилаживал к вершине тележное колесо. Через плечо у него потрепанная брезентовая сумка, очевидно, с инструментом, в руке алюминиевая проволока.

— Никак аиста хочешь привадить, Григорий Иванович? — спросил Василий.

— Жили тут аисты, да горе-охотнички, перепившись, в прошлом году затеяли на озере стрельбу и ранили одного… Ну и улетели они. А недавно снова пара появилась, я им гнездо подновляю.

Старик еще немного повозился на дереве, бросил вниз проволоку и ловко опустился по сучьям, как по лестнице. Вниз просыпались иголки, красноватая кора. Снял сумку, положил ее на ступеньку, пожал руку шоферу и внимательно посмотрел на мальчика. Глаза у деда серые, как у матери, только поменьше и посуровее, борода черная с густой сединой, к ней прицепились желтые иголки, в волосах не видно лысины. Высокий, крепкий на вид, вон как по деревьям лазает!