Рена Юзбаши - Целая вечность и на минуту больше-2

В кармане затрещал телефон, оповещая меня о том, что пришло сообщение, наверняка Юля написала. Чего это она ни свет ни заря обо мне вспомнила? Ага, мне предлагается вечером попить кофе у нее дома. От чего же не попить кофе с хорошим человеком? Сейчас я ей быстро набросаю, что к десяти вечера буду у нее, и все будет в полном ажуре. Как раз легкий релакс — это то, что мне сейчас особенно нужно.

Юля работала первым секретарем в украинском посольстве в Брюсселе, и мы с ней время от времени встречались: всегда у нее дома, всегда в условиях строжайшей конспирации и всегда к взаимному удовлетворению. Секс должен быть легким, ни к чему не обязывающим, с тем, ради кого не надо напрягаться. Правда, моя хохлушка тоже ради меня особо убиваться не станет, но я обойдусь и без душевного надрыва. Когда ее перевели в Швейцарию я был искренне расстроен, а когда понял, что сам еду туда же, то сразу же отписал ей. И теперь мы снова встречаемся.

Сегодня будет конференция ООН, на которой будут представлять Марьям в качестве главы Красного креста, и не пойти я не могу. Подъехав к зданию, я полчаса пытался припарковаться, и когда справился с этой нелегкой задачей, то похвалил себя за мужество и терпение. Уже на входе в конференц–зал я взглянул в зеркало и покачал головой. На меня смотрел мужик в светло–бежевом шелковом костюме, льняной изжеванной рубашке, рукава которой закрывали пол–ладони, и черных ботинках. Черт, неужели и носки умудрился черные надеть под светлый костюм? Я украдкой приподнял брючину и аж сплюнул с досады. Надо было по–человечески одеться, а я, откровенно говоря, эти дни настолько занят, что все из головы выскакивает.

В этом плане Мехти можно только позавидовать: Тарана четко задалась целью сделать его как минимум послом, и рубашки у него всегда белоснежные, и рукава ему впору, да и его безупречная фигура — куда больше ее заслуга, нежели его. Но ничего не скажешь: молодец дивчина.

Зайдя в зал, я сел и устало откинулся на спинку стула. А ведь только утро. Зал постепенно заполнялся, одной из последних зашла Марьям. Ну конечно, отглаженная, отутюженная, весьма довольная собой. В сопровождении такого же отутюженного кретина, который ей по возрасту в сыновья годится.

А кому она обязана успехом? Кто ей путевку в жизнь дал? Ох, как же я порой женщин ненавижу. Мы с них чадру сняли, так они с тех пор совершенно распоясались. Скромнее надо быть, скромнее.

Читал я вчера ее интервью в республиканской газете: «В результате глобальных изменений мы получили сильную целеустремленную женщину и растерянного мужчину». И кого это она имеет в виду? Интересно, есть у нее кто–нибудь? Ей с ее лидерскими замашками какой–нибудь растерянный нытик вполне подойдет. Да мне по барабану, у меня–то все О. К.

Я обвел глазами зал и чертыхнулся: ко мне короткими перебежками сквозь уже полный зал пробирался швейцарец из их МИДа. Учитывая, что пред мои ясные очи стремился предстать Феликс де Войен, начальник отдела по борьбе с нелегальной миграцией, я вытащил молчащий мобильник и громко сказал в него: «Hello!» Трубка, естественно, в ответ промолчала, я улыбнулся подошедшему швейцарцу, схватив, потряс его потную ладошку и, не переставая речитативом повторять в телефон стихотворение Маяковского стал пробираться к выходу.

Знаю, чего он ко мне крался: опять заведет волынку про то, что своих нелегальных эмигрантов должны мы же и депортировать, за государственный счет. Такой умный, пусть наше министерство финансов попытается убедить. Даже мама ко мне за свой счет прилетает. И вообще, кому нелегалы мешают жить — пусть тот и платит. Ни мне, ни моему государству они жить не мешают, будучи в Швейцарии. А швейцарцы — народ богатый, меньше денег у них не станет.

Выскочив из зала, я через минуту снова заглянул в приоткрытую дверь и, увидев, что церемония началась, безбоязненно зашел обратно.

Так этот хлыщ, который рядом с ней отирается, оказывается, ее пресс–секретарь. Чего он себе под нос бубнит с каким–то непонятным французским прононсом? А-a, это он кратко осветил ее боевой путь. Так, послушаем, чего он трещит.

Вроде, о замужестве ни слова. Ну–ну еще бы: за четыре года от секретарши до главы старейшей благотворительной организации, понятно, что тут уж не до замужества.

Ежик, что ж ты мне в глаза не смотришь? Словно услышав мои мысли, Марьям в упор через весь зал посмотрела на меня. Я не выдержал ее взгляда и отвел глаза. Еще пять минут, и все валом к ней повалят поздравлять. Уйти что ли? Нет, это не в моем духе, надо подойти и поздравить. Хотя, оглядев товарищей по цеху, которые ломанули к ней поздравлять, я поморщился и стал пробираться к выходу. Уже у дверей я почувствовал, как до моего плеча кто–то дотронулся:

— Господин посол, а вы меня поздравить не хотите?

Я обернулся на звук ее голоса, Марьям стояла передо мной и смущенно улыбалась:

— Здравствуй, Марьям, рад тебя видеть. Извини, я пытался было к тебе пробиться, но, как всегда, спешу. Я бы обязательно тебе позвонил.

— Конечно, Арслан, нисколько не сомневаюсь. Так как насчет поздравлений?

Я скуксился при мысли о том, что надо будет поздравлять ее. И как это она без меня не пропала, еще и вот так в гору пошла? По–видимому, эта мысль явно читалась по мне, что и заставило ее засмеяться:

— Тот редкий случай, когда у дипломата нет слов?

— Марьям, я счастлив, что у тебя все хорошо. Я рад за тебя, — и увидев ее засиявшие глаза, не удержался от того, чтобы не подпустить шпильку, — а будет еще лучше. Я имею в виду, что будет еще время, когда ты обретешь и личное счастье.

Услышав про «еще лучше», Марьям дернулась, как от пощечины:

— Спасибо, Арслан. А у тебя как дела? — она через силу улыбнулась.

— Все хорошо, — я подумал и добавил: — Все по–старому, спасибо.

— Арслан, у тебя и правда все хорошо. Я очень долго думала, что это не так, а потом поняла, что, жалея, и тебя не спасу, и сама пропаду. Так что я сумела себя убедить, что у тебя все в полном порядке, — она говорила так агрессивно, что я был поражен. А девочка, и правда, повзрослела, ожесточилась.

Я не выдержал и точно так же зло сказал:

— Ну, да как же, ты же знаешь, как у меня все хорошо. Да и в жалости твоей я не нуждаюсь.

— Не было в русском языке глагола «любить», было только слово «жалеть», но ты и вправду ни в том, ни в другом не нуждаешься.

Она подалась вперед, чтобы еще что–то добавить, в этот момент к нам подскочил ее пресс–секретарь, который залопотал по–английски:

— Простите, мадам, но вас ждут гости.

Увидев подошедшего пресс–секретаря, она мгновенно взяла себя в руки и прощебетала:

— Сейчас, Жан — Поль, я подойду, — и уже на русском продолжила: — Арслан, рада была видеть тебя. У тебя есть мои контакты, у меня есть телефон посольства, так что мы созвонимся.