Юрий Иванов-Милюхин - Соборная площадь

— Да, братцы, работы нам по горло, — поддержал Папен. — Я своей намекнул, чтобы она не отирала задом стены в квартире, а шла сюда на помощь.

— Ты скоро всю семью пригонишь, — беззлобно ощерился Аркаша. — Я бы тоже пригнал свою бабу, но ее и пряником не заманишь. Стесняется.

Я натянуто улыбнулся. Хотел подколоть, мол, колбасу с колбасного таскать не стесняется, но промолчал. Вспомнил некстати, что первым нарушил базарный закон, приведя соседа. Слава Богу, что избавился от него. Больше двух месяцев ощущал себя почти трезвым человеком, иначе бы вообще не просыхал. Папену хорошо, у него семья. Мне помогать некому. Людмиле до лампочки, старшая дочь Юля по телефону обрадовала тем, что ходит беременная. Значит, скоро стану дедушкой. Остальных детей не видел сто лет. Как там Наташка с Сережкой, какими стали! Наташке уже шестнадцать, Сережке скоро пятнадцать. Но я дал слово никогда не появляться на пороге их дома, потому что бывшая супруга вновь вышла замуж. Дай им Бог здоровья и удачи. Аленка далеко, с бабушкой в Ставропольском крае. Тоже одиннадцатый год…

Стряхнув грустные мысли, я отошел от ребят, и поплелся на свое, пока не занятое место. Рассуждения Папена и Аркаши о том, что работы непочатый край, немного взбодрили. И, правда, не успел прицепить табличку к отвороту пальто, как подкатил первый клиент. Это был высокий подполковник в помятой шинели, в голубых петличках серебряные крылышки. Летчик. Скорее всего, воевал в Афганистане. Слишком молод для большого чина.

— Старые бабки берешь? — нависая надо мной гранитной глыбой, спросил он.

— Беру.

— Почем?

— Один к восьми.

— А мне сказали, что можно сдать к девяти.

— Я такого не слышал. Мы берем к восьми, — развел я руками.

В голове пронеслось, что кто–то из ваучеристрв начал повышать ставки. — Сколько у тебя?

— Полтора миллиона. В отпуске прочухался, а теперь бегаю. У родственников штампы в паспортах стоят. Даже у тещи, не говоря уже о жене. Друзья, сослуживцы тоже отметились. Короче, осечка. Ну, так как мы договоримся?

— А у солдат? — забыл я о своей службе в армии.

— У солдат паспортов не бывает. Денег таких тоже.

— Прошу прощения, запамятовал. Если хотите по коэффициенту ноль восемь, я помогу вам скинуться. Сто тысяч куплю сразу, остальное возьмут ребята.

— Согласен, все равно деваться некуда. Где будем рассчитываться?

— В магазине, — кивнул я на раскрытые двери.

Выкупив сто тысяч рублей, я поспешил к Аркаше.

— Возьмешь лимон четыреста? По ноль девять.

— Если бы лимона три, хотя бы, то возьму, — замялся тот. — А лимон четыреста по ноль восемьдесят пять. Потолок.

— Лады. Если Папен не согласится, я подгоню клиента к тебе.

— Он и по ноль девяносто пять перехватит. Что ты, Папена не знаешь? Ты его не приучай.

— Но я не хочу упускать клиента.

— Где он? Давай сам договорюсь.

Вот хитрый еврей, прямо чувствует, что здесь что–то не так. Нюх как у хорошей собаки. Отмахнувшись, я рванул к Папену.

— По ноль девять, лимон четыреста. Берешь?

— Беру.

— Отстегивай бабки.

Пока тот перебирал купюры, я мысленно подсчитывал навар, одновременно думая о том, что Аркаша оказался прав. Вот кто поднимает ставки, загребая все подряд. Конкуренция здесь бессмысленна. Раздавит. Единственный выход, сыграть, как сейчас, на перекидах. Иначе дело труба.

Подполковник терпеливо дожидался там, где его оставили. Мало того, он успел разложить стольники на три кучки, для удобства подсчета. Операция купля — продажа заняла максимум несколько минут. Мы, как старые знакомые, пожали друг другу руки, и офицер вышел за двери. В руках у меня остались сто сорок тысяч от Папена, да моих девяносто. Итого двести тридцать тысяч. Можно, как договорились, сдать Папену все полтора лимона по ноль девять, чтобы самому не отираться по сберкассам. Наличка составит почти на двести шестьдесят штук старыми. Живем. После пьянки мне всегда везло. Судьба как бы оставляла надежду на будущее, мол, не все еще потеряно. Одумайся.

Прикинув, что время дороже, я слил Папену все бабки по ноль девять и, получив расчет, снова занял свое место. Руки дрожали от нетерпения, в голове вырисовывались картины быстрого обогащения, одна ярче другой. Пощекотав нервы нереальными пока пачками купюр, я решительно стер заманчивые видения, памятуя слова цыгана про маховик кузнечного молота. Рассудил примерно так: брать ваучеры не выгодно — мало денег, мал и навар. Баксы тоже по той же причине. Монеты, золото, — в крайнем случае, если сделка будет того стоить, и рядом окажутся перекупщики. Значит, надо акцентироваться только на старую валюту. А чтобы работа завертелась — не торчать на одном месте, а самому лезть на глаза миллионерам. То есть, дефилировать взад–вперед от главного входа в рынок до Аркаши и обратно. Данко уехал в Краснодарский край, и вернется, судя по всему, не скоро. Табличку срочно переписать крупными буквами, оставив лишь старые деньги, монеты, золото. И все, никаких купонов, икон, долларов и прочего.

Я так и сделал. Расчеты оправдали себя буквально через час. Направлявшийся к Аркаше клиент заметил сотворенный из боковины коробки от «Сникерса» плакат на моей груди и резко изменил маршрут. Аркаша лишь молча подергал отвисшей челюстью. У мужика оказалось пять миллионов, которые после долгих торгов он согласился отдать по коэффициенту ноль восемьдесят пять. Предупредив, как в случае с подполковником, чтобы он не выходил из магазина, я снова помчался к Папену. Но у того денег хватило лишь на три лимона. И двести шестьдесят тысяч, выкупленных мною. Больше полутора миллионов пришлось перекинуть Аркаше, хотя можно было бы смотаться к ваучеристам в центре базара. Но слишком нетерпеливым оказался мужик.

— Ты что это моих клиентов отбиваешь? — набросился на меня Аркаша, когда мы остались одни. — Ты смотри, а то я тоже начну.

— Можно подумать, что ты этого не делал, — отпарировал я. — Помнишь «Павла Буре»?

— У тебя денег не было. И сейчас нету.

— Это мои проблемы.

— Понятно, на перекидках играешь. Я, вот, возьму и скажу Папену, чтобы он дергал отсюда.

— Он без твоего напоминания ушел сливаться. Бабок нет. Но ты забыл, что на базаре папенов полно. Я могу сгонять и туда.

Мы расстались недовольные друг другом. Я злился на Аркашу за то, что он не дает мне заработать. Того, в свою очередь, просто жаба душила. Нутром чувствуя, что с маленькой сумкой я умудрился раскрутиться, сорвав приличный куш с двух солидных клиентов, он просто выходил из себя. Но таковы все ваучеристы. Там, где вертятся легкие деньги, не ищи поддержки, не проси пощады. Клич «один за всех и все за одного» предназначен или для совсем бедных, или для очень богатых людей. Человек без денег вряд ли интересен человеку с деньгами, потому что запросы, желания, мысли у каждого абсолютно разные. Индивидуальные. Вот если бы я стремился к обогащению, а что–то не получалось, тогда, пожалуйста. И совет, и даже материальная помощь. Но алкашу ради чего помогать, ради его горла? Один хрен заработанное пустит по ветру. И спасибо не скажет.