Юрий Иванов-Милюхин - Соборная площадь

— Купончиками пробавляешься, писатель? — поинтересовался один из дружков Ланы.

Ясно, пришла пора знакомиться. Интересно, как в подобном случае вели бы себя другие ваучеристы, например, из группы Бороды или Меченого. Наверняка, накидали бы по шеям, а затем предупредили, что в случае появления на базаре хоть одного из наглецов, последует более суровое наказание. Конфликт был бы исчерпан. Над нашим же участком сгустились грозовые тучи, в любой момент готовые разрядиться неминуемыми затяжными разборками. И все из–за того, что вовремя не сплотились, с самого начала не дав надлежащего отпора разного рода посягателям, незаметно сковавшим свободу наших действий.

Остается одно, — идти на мировую во имя сохранения собственного выстраданного места. Иначе придется неприкаянно кувыркаться по периметру базара или искать новый род занятий.

— Как видишь, — неприязненно буркнул я.

— Ты действительно пишешь книги? — не унимался парень.

— Пытаюсь.

— Принес бы одну. Почитать.

— Зайди в любую библиотеку. Выдадут. Под расписку.

— Хотелось бы с автографом. Все–таки с таким человеком…

— За одной партой, — громко заржали его друзья

— Я не на творческом вечере с читателями, — мои брови непроизвольно нахмурились. — Если каждому встречному — поперечному дарить книги, без штанов можно остаться.

— Хорошо, чтобы не считал нас чужими, мы принимаем тебя в свой коллектив, — посерьезнел тот самый Серж, у которого под рубашкой проглядывал силуэт той самой «Беретты». — Принеси экземпляр, дабы иметь представление о твоем творчестве. А то одни слухи по рынку. Сам понимаешь, ими сыт не будешь. Кстати, вон та женщина только что спрашивала купоны.

— Спасибо, — не очень приветливо поблагодарил я и за «прием в коллектив», и за женщину.

В груди нарастало чувство раздражения. Надо же, меня, старого гвардейца, приняли. Не я, по закону базара, а они. И даже как полноправному члену подгоняют клиента. А может, делают снисхождение? Скорее всего, так. Плевать им на незыблемые до настоящего момента волчьи законы. Они у них свои.

Тем временем Серж действительно подошел к невысокой миловидной даме в соломенной шляпке. Взяв ее за локоть, сказал несколько слов. Затем подвел ко мне. У дамы оказался на редкость красивый глубокий грудной голос:

— По какому курсу вы продаете купоны? — ласково спросила она.

— Один к сорока семи, — опередил меня с ответом Серж. — Самый низший курс. Я советую брать только у него.

— Я поняла это сразу, — мягко улыбнулась она ему.

Серж был высоким симпатичным парнем, длиннолицым, как все южане, темноглазым. Не одна девушка, проходя мимо, задерживала на его поджарой фигуре долгий взгляд.

— Мне нужно двадцать миллионов. У вас найдется такая сумма?

— У меня их двадцать пять, — я показал пачку купонов.

— Тем лучше, беру все. Есть калькулятор?

— Да, конечно.

Сунув «хохлобаксы» в ридикюльчик и отсчитав положенное за них российскими рублями, дама, было, вновь воззрилась на Сержа, но тот после сделки потерял к ней интерес. Подмигнув мне, вразвалочку направился в сторону друзей. Но такой поворот событий меня никак не устраивал. Обида за наглое вторжение на нашу территорию, за свою и ребят беспомощность, хлестнула через край. Надо же, на глазах у всех купил, мерзавец, за ломаный пятак. И вновь подвела жадность. Ясно, как белый день, что купоны, пусть и за более высокую цену, отдавать женщине не следовало. Тем более что навел ее враг, мечтающий согнать тебя с твоего же места, законного, обжитого за долгие месяцы работы.

— Сколько с меня причитается? — гне обращая внимания на продолжавшую торчать рядом даму, запоздало крикнул я Сержу вслед.

— Нисколько, — обнимая сразу растаявшую Лану за плечи, равнодушно отмахнулся тот. Кажется, ребята признавали в нем своего вожака. — Двоих парней с пятидесятью миллионами подогнали к тебе тоже мы, иначе Скрипка с толстобрюхим их бы перехватили. Усек, писатель? Так будет всегда, пока «фантики» не понадобятся нам самим. Но это будет не скоро, потому что сейчас в хохляндии делать нечего.

— Почему? — возразил его худощавый черноглазый друг. — Можно заняться перегоном автомашин. У хохлов они гораздо дешевле, если, разумеется, перевести на купоны. Володька купил «Таврию» за лимон восемьсот. Прямо с конвейера. А здесь продал за три.

— Витек, паршивый лимон мы и в Ростове накрутим без забот, хлопот, растаможивания и госпошлины. Не сходя с места, — усмехнулся Серж. — Дело не в деньгах, а в том, что все мы искренне уважаем литературу и людей, лично к ней причастных.

— Ну-у, это сам Бог велел, — развел руками Витек. — Такие человеки не на каждом углу. Я с детства мечтал подержаться за их портки.

— Подержись, в чем же дело, — хохотнула Лана. — Рядом с тобой стоит, с такой же табличкой на рубахе. Только руку протяни.

Скрипнув зубами, я отвернулся в другую сторону. Значит, ребятки купили меня еще до того, как подогнали женщину. Подкормили на всякий случай, чтобы не залупался. Вдруг у меня связи с ментовской верхушкой потеснее их шапочных знакомств с мелкой сошкой из районной уголовки. Думающая молодежь приходит на смену нам, рациональная. Отрадно, черт возьми, как бы не сталкиваться лбами, если бы богатели они не прямо на глазах, а в своих «Голд кэт» и «Стефанель» с Аллой Пугачевой между обильно уставленными деликатесами и мягким французским шампанским столиками, отгороженными от жадно завистливых взглядов остальной людской массы толстыми бетонными стенами с вооруженными до зубов громилами в дверных проемах. Так было бы легче нести на плечах прожитые в государстве под названием «Беспредел» рабско–унизительные, нищенские годы, когда за паршивой колбасой, наполовину начиненной туалетной бумагой, ломали друг другу руки, ноги, разбивали морды. Так было бы легче. Спокойнее…

Я долго стоял молча, не отвечая на их ребячьи задирания. Затем подошли обойденные вниманием новоявленных ваучеристов Аркаша со Скрипкой, уставились на меня завистливыми взглядами.

— Купился? — попытался подколоть Аркаша.

— Облапошили, как последнего базарного торгаша заношенными штанами, — сплюнул я в сторону. — Представляете, взял у двух хохлов двадцать пять лимонов в купонах, а через некоторое время они начали задирать. Мол, я писатель, книжки издаю. А они, мол, впервые в жизни видят живого классика. Я уже надумал психануть, когда вон тот длинный, который Лану облапил, вдруг спросил, у тебя, говорит, хохлобаксы есть. Ко мне, мол, только что подходила одна. И сразу направился к стоявшей в стороне женщине в шляпке.

— Этот длинный подвел ее к тебе, — с нескрываемым сарказмом на вечно жадном лице обернулся Скрипка к нагло улыбающемуся прямо мне в глаза Аркаше. — И ты превратился в маленького Ванечку из сказки об Аленушке. Напился из грязной лужи и стал таким бе–е–едненьким козленочком, тут же подогнув свои коленочки.