Юрий Иванов-Милюхин - Соборная площадь

— Ты куда–нибудь вложил чеки? — спросил я у Аркаши.

— И не подумал, — презрительно хмыкнул тот. — Обещания инвестиционных фондов озолотить не стоят выеденного яйца. Скоро вы, обладатели злополучных акций, убедитесь в этом сами.

— Почему ты так уверен?

— Потому что питаюсь тухлыми посулами с семнадцатого года. Изменилось что за это время? Нет.

— Ты послушай, у меня дома мешок мелочи, — встрял в разговор Скрипка. — Медно–никелевый сплав, ценный. У населения на руках тысячи тонн. Подняло твое правительство номинал копеек, двадцатиков, рублей?

— Почему мое? — возмутился я.

— Потому что ты у нас главный демократ. Писатель. Голосовал за него, призывал.

— А ты не голосовал?

— Ходил. По привычке. Но мне все равно, кто будет у власти, лишь бы дали, на что брюхо набить. А твои правители даже мелочь у населения не удосужились выкупить, тогда, как обыкновенная стеклянная бутылка стоит теперь сто рубликов. А мелочь из медно- никелевого сплава, можно сказать, стратегическое сырье. Почем сейчас простое железо, я молчу. Вот тебе и вся «прихватизация» и обещанные будущие дивиденды. Как за копейки скупают ваучеры, так копейками и расплатятся.

— Но сам десяток чеков в «Гермес — Союз» вложил, — подковырнул я.

— Почему не вложить, — не смутился Скрипка. — Они мне, считай, даром достались. По три — пять тысяч. И эти денежки уже вернулись, скудненькими дивидендиками.

— А сколько с той суммы успел бы накрутить, если бы продал, — усмехнулся Аркаша. — С десяти чеков по пятьсот, по тысяче рублей с каждого, да умножить на количество прошедших дней.

— Ого, сумма приличная, — засмеялся я. — Пара автомобилей.

Жадно облизав губы, Скрипка покосился на нас и отошел в сторону, совершенно забыв уколоть меня тем же оружием. Глаза суетливо забегали по сторонам.

— Переживает, — определил его состояние Аркаша, довольный своими математическими подсчетами. — А ты нет, хотя вложил и пропил намного больше.

— Я еще надеюсь. Глядишь, когда–нибудь посмеюсь и над тобой.

— Все может быть, — Аркаша не оставлял надежды вывести из себя и меня. — Ну, как запойчик, снова обчистили?

Ну, жид пархатый, все–таки достал. Молча перекинув сумку через плечо, я пошел искать Алика–нумизмата, осыпаемый со спины мелкеньким смешком. Нашел я его в центре базара. Алик только что купил старинную икону в серебреном окладе.

— Что хочешь предложить, писатель? — сверкнул он набором золотых коронок. И без того смуглое лицо успело прожариться до черноты.

— Ложки. Императорские, его Величества Александра. Третьего.

— О, давай отойдем в сторонку, посмотрим.

Он долго вертел в руках столовый набор, сверкающий на жарком солнце почище его зубов. Затем вытащил лупу, принялся рассматривать поверхность одной ложки миллиметр за миллиметром. Остальные сунул в карман добротного пиджака песочного цвета. Наконец, поднял полысевшую, толкачиком, голову.

— Только шесть? Или есть еще?

— Все, — развел я руками.

— Жаль, наборчик редкий. Если бы двадцать четыре…

— У меня дома половина медного складня восемнадцатого века с белой и синей глазурью. Если бы целый…

— Ну да, ну да, — пожевал губами Алик. — Не знаю, что сказать. Предложи в музей. Впрочем, там ответят то же самое.

— Бабки нужны, — не утерпел я, чувствуя, что лучше бы промолчал.

— За триста тысяч ты же не согласишься? А больше я пока дать не могу. Нужна серьезная консультация.

— Триста пятьдесят. Все–таки из царской столовой.

— Не уверен. Скорее, причуды какого–нибудь промышленника или древнего старика — ювелира, вспомнившего при советской власти бурную молодость.

Но Алик уже вытаскивал деньги. Сложив их в сумку, я поспешил к выходу с рынка. Возле троих крутых базарных дельцов, контролировавших солидный кусок главного прохода в центре базара, вертелся невысокий щуплый Акула — еврей с хищной мордочкой, работающий по крупным суммам валюты. Взяв на комиссию пять–десять тысяч долларов у богатеньких «буратино», он исчезал в неизвестном направлении, чтобы через промежуток времени вернуться с тугими пачками российских рублей. С несчастной сотней, даже тысячей баксов не связывался. Ему верили, он никогда не подводил. Но что–то было отталкивающее в его поношенной одежде, фигуре. Холодность, недоступность вперемежку с чрезмерно активной деятельностью. Он часто заскакивал на наш край, поддерживал разговор, смеялся вместе со всеми. И все равно оставался как бы в стороне. Не брезговал он и солидными пакетами чеков. Мимоходом ответив на его кивок, я погнал дальше. Втеревшись между Аркашей и Скрипкой, шустро нацепил табличку. Снова надо было крутиться, пополнять пропитое и уворованное, не забывая о Людмиле с сыном и дочери с внучкой. Внимательно осмотревшись по сторонам, заметил Арутюна, делово ведущего разговор с Генкой Бородой, тоже сливщиком, мотавшимся с ваучерами в Москву. Гену уважали все. Добродушный, жизнерадостный бородач, скупавший у нас ваучеры по потолку. Толкнув локтем Аркашу, я указал рукой на них:

— Ты не заметил, что–то у Гены вид изменился? Вялый какой–то.

— Кажется, начал увлекаться наркотиками, — с сожалением причмокнул губами Аркаша. — Плохо, если сядет на иглу. Мужик хороший.

— Не Арутюн ли его подталкивает? — ахнул я. Гена для меня был больше, чем хороший знакомый. Он начал работать позднее, но как–то сразу пришелся ко двору. — У армянина денег нет.

— Откуда ты знаешь?

— Сам говорил. А у Гены бабок достаточно. Если Арутюн договаривается с ним работать под проценты, тогда полбеды, а если раскручивает, тогда надо спасать. Я Гену уважаю.

— Я тоже. Надо предупредить.

Подняв руку, Аркаша сделал Бороде приглашающий жест. Когда тот подошел, я сразу понял, что он «уколотый». Тот же бессмысленный взгляд, глупейшая ухмылка, широкая черная борода растрепалась.

— Привет, господа, — поздоровался он. — Наскребли пакетик чеков? Но я сегодня выходной.

— Смотри, как бы воскресение не выпало тебе на всю оставшуюся жизнь, — недовольно заговорил Аркаша. — Принял уже?

— Что принял?.. Ах, это, — небрежно отмахнулся Борода. — Таблеточки, феназепамчик для успокоения нервов.

— Здесь не феназепамчик, покруче, — исподлобья посмотрел я на него, — Героинчик или большая доза маковой соломки. Ты знаешь, что у Арутюна денег ни копейки?

— Неправда. С десяток «лимончиков» у него есть. Но он вложил их в строительство Ниагарского водопада, — хихикнул Гена. — Временно.

— Ни копья у него нет, — резко оборвал я. — На твои рассчитывает.

— Куда же он их дел?

— Спроси сам. Осторожнее, Гена, иначе скоро штаны не на что будет купить.

— А у тебя есть на что? Арутюнчик мне рассказывал…

— Плевал я на твоего Арутюнчика, — дернув щекой, взъярился я. — Он уже законченный наркоша, а я еще не падший алкаш. Короче, я тебя предупредил, а там делай, как знаешь.