Виктор Шмаков - Евангелие от Антона

— Полагаю, что не будет. Гордей, я пойду–ка помогу Антону, а то он один там пока.

— Ступай, помоги. А потом на обед приходи, жена с детишками должна уже с поля вернуться, обед сготовят.

— Хорошо. Я вот свой пакет здесь оставляю, там кое–что из городской еды есть, попробуете.

Артём взял свой полиэтиленовый пакет с продуктами, достал оттуда непочатую пачку сигарет — надо будет её потом изничтожить — сунул её пока в карман. Пошёл в сторону хозяйства Фоки.

Артём подошёл к овину. На круглом небольшом валуне, прислоненном к стене овина, лежала аккуратно сложенная в несколько раз риса, на ней так же аккуратно сложенная однотонная, серого цвета сорочка, сверху том Библии. Антон только что начал перекладывать наверх снопы, которые он перетаскал с улицы и сложил горой у входа в овин. Одет он был, оказывается, совершенно «по цивильному», как и Артём — в кроссовки и в джинсы — под рясой–то всё равно не видно. Работа, похоже, его от горестных мыслей действительно отвлекла — выглядит уже не так удручённо, во взгляде живинка появилась, лицо от постоянного движения зарумянилось. Артём тоже снял свою рубаху, положил сверху антоновых вещей на валун.

— Антон, я сейчас залезу наверх, буду укладывать снопы. Ты мне будешь их подавать.

Вдвоём работа шла споро. Через некоторое время все снопы были уложены в сушильне. Артём спрыгнул вниз. Посмотрел по сторонам, увидел на земле небольшую сучковатую палку, пошёл, поднял. Заглянул в овинную печь. Она была устроена так же, как и у Гордея, низ земляной, углублением, на дне остатки золы и угольев. Артём рядом с ними копнул землю концом палки. Земля легко подалась, получилась небольшая ямка, он её ещё поуглубил.

— Ты что такое делаешь? Зачем тебе эта ямка?

— Курево хочу уничтожить. У меня с собой «оттуда» полторы пачки сигарет. А здесь ещё про курение ничего не знают, до него ещё пять с лишним веков, пока Пётр его из европ не привезёт. Пусть они о нём пока ничего и знать не будут. Не хочу, чтобы на Руси курение началось по моей вине на пять веков раньше, чем этому быть суждено. Так что курить бросаю и произвожу здесь, в жилище местного бога Овинника, его торжественное изничтожение и захоронение. Надеюсь, Овинник этот мой поступок одобрит. А то так даже ещё и поможет облегчить страдания заядлого курильщика, решившего курить бросить.

Артём достал из кармана обе пачки, вытряхнул из них сигареты в ямку, концом палки постарался их сильнее помять, измочалить в крошку, туда же сунул обрывки пачек, загрёб это всё обратно землёй, а сверху присыпал золой и угольями — замаскировал.

— Вот так–то приходится с дурными привычками расставаться. Хоть и тяжело, и мучительно, а, знаешь ли, приятно, начинаешь себя человеком осознавать, а не рабом своих дурных привычек. Ладно, я это несколько высокопарно выражаюсь — это намеренно, чтобы укрепить в себе уверенность в правильности и бесповоротности решения. Хотя обратной дороги теперь уже не будет — курева–то ведь всё равно больше нет.

— Какого ты тут Овинника поминал?

— Об этом, отец Антон, нам надо будет с тобой обязательно поговорить. Овинник — это их местный божок. Русь–то ведь хотя и окрестили более века назад, но, надеюсь, ты из истории знаешь, что она как до этого была языческой, так и после принятия христианства языческие обычаи долго жили, особенно средь простого люда. Это князья там всякие крещение прилюдно спешили принять — им религия–то край как нужна была, чтобы утверждать перед холопами богоданность своей власти. А простому люду и со своими языческими богами хорошо жилось. Они, эти боги, и помогали им во всём, и за порядком следили, и наказывали, когда надо. Никакой заморский, привозной бог им и не нужен был. Вот тебе мой совет, просьба, наставление старшего, да хоть указ: помни — в чужой монастырь со своим уставом не лезут. Ты хотя церковный сан и имеешь, но здесь, в данных обстоятельствах, как говорится, не «при исполнении», не твой это приход, не твои прихожане.

— Но ведь они же как дети малые. Их же надо на путь истинный наставлять. Они же Домовому, да вот ещё и Овиннику молятся.

— Поговорить насчёт истины, и путей к истине у нас тобой времени, возможно, ещё немало будет. Поговорим ещё. Вон, кстати, Фока со стороны Гордеева двора возвращается. Видимо, снопы всем развёз и повозку с лошадкой уже вернул.

Подошёл Фока:

— Я вижу, уже управились. Артём, тебя Гордей обедать ждёт. А Антон у нас столоваться будет.

Пошли по своим дворам. Артём подошёл к дому Гордея. Никаких заборов от людей вдоль улицы нет. Если и есть какие во дворах где изгороди, так это они лишь чисто «технологического» назначения, чтобы скот или домашняя птица куда не надо не лезли. Вошёл в сени, подошёл к двери в жилое помещение, за ней слышны детские голоса. Нащупал деревянную ручку, потянул, дверной проём невысок, пришлось немного нагнуться, вошёл. Напротив входа стол из струганных досок. За столом, с одного его края уже сидит на скамейке младшее Гордеево поколение — девочка, лет двенадцати и два мальчика — младшие братишки. С появлением Артёма гомон за столом стих — три пары любопытных глаз уставились на гостя. Подошёл Гордей:

— Вот и моя семья. Жена — Аксинья, дочь — Ульяна, сынишки — Матвей да Семён. Твою котомку я принёс, вон она — на лавке у входа.

Артём взял свой пакет, достал из него два свёртка:

— Аксинья, вот из города продукты — сыр, колбаса, белый хлеб. Надо порезать и на стол поставить.

— А что это за снедь такая, как её есть надо?

— Дай мне нож, я сам порежу, — Артём решил, что будет, наверное, не совсем по–крестьянски, если он возьмёт и сейчас шиканёт, крестьянская жизнь приучает к расчётливости, бездумное мотовство осуждается. Отрезал шесть кружочков колбасы, шесть пластов сыра и двенадцать ломтиков от батона. Остатки колбасы и сыра завернул в те же упаковки, сложил всё в пакет, отдал его Аксиньи. — Сборы у меня уж очень короткими получились, успел захватить только то, что под руками оказалось. Колбасы и сыра осталось ещё на один обед, прибери. И ещё бы какую–то плошку — я орешков и сухариков насыплю.

Аксинья дала глиняную плошку, Артём высыпал туда по пакетику арахисовых орешков и подсолённых сухариков.

— А ещё нам бы три кружки — пиво разлить.

Сели за стол. Артём взял оставшиеся у него две баночки с пивом, вскрыл их, разлил в три кружки, пододвинул две Аксиньи и Гордею. На столе уже были глиняные тарелки с нарезанными колбасой, сыром и батоном, а также плошка с орешками и сухариками. На краю стола, ближе к Аксиньи, стояла глиняная посудина с каким–то первым блюдом. Там же стопка глиняных тарелок, деревянные ложки и деревянный черпак. Артём посчитал нужным сказать что–то типа тоста: