Роман Лерони - 100 и 1 день войны

— Ну, раз нет просьб от вас, — продолжил капитан Дропкин, — они будут от меня. Итак, товарищи офицеры, прошу не позже завтрашнего утра доложить мне о том, что ваши близкие люди покинули пределы Адлера и Сочи. Я вынужден повториться: ситуация на границе с каждым часом становится более нестабильной. И когда нам придётся идти в штыковую, исполняя свои прямые служебные обязанности, нельзя чтобы мы беспокоились о наших любимых людях. Связывайтесь со своими жёнами и… другими женщинами, как хотите: в перерывах между вылетами, телефонной связью, и требуйте от них одного — покинуть Сочи и Адлер. Они должны уехать. Это не обсуждается. Повторяю в третий и последний раз. А чтобы моя просьба была для вас более понятной и доходчивой, объявляю боевую готовность № 1 вплоть до моего распоряжения. Вы знаете, что это означает. Рядом с Вадимом, по правую руку сидел майор Зелинский, командир «Фиксатора», четвёрки Ми‑24.

— Так точно, — ответил он. — Мы на казарменном положении. А что делать с вещами?

— А я не знаю, что делать, товарищ майор! — с заметным возмущением ответил командир. — Сжигайте, оставляйте или продавайте. Времени у вас на это сутки, и лишь после того, как будут выполнены все намеченные на сегодня планы. Вы много думали, майор, когда отаборились как цыган, считай на передовой? Или вы хотите сказать, что впервые слышите о том, что мы на войне?

— Никак нет, товарищ командир… Просто времени мало. Я говорю об этом.

— Нет, товарищ майор. Это я говорю, а вы внемлите и выполняете. Двадцать четыре часа. Если не сможете сами справиться, я выделю вам гарнизонный автобус, и он доставит ваших баб в Новороссийск, а там как знаете… Всё! Говорильню закрыли. Дальше лишь доклады о выполнении.

— А личные вещи забрать можно?

Это спрашивал кто–то другой. Зелинский же заметно расстроился. Вадим видел, как напрягаются желваки на лице офицера.

— Личные вещи? — переспросил Дропкин. — Личными вещами вас обеспечивает государство. Всё необходимое имеется в расположении части.

— Но…

— Вашим «но» будет заниматься зампотыл. — Он осмотрел окружающих. — Тамары Григорьевны нет?

–

Нет, — ответил начштаба.

— Надо было пригласить…

— Она занята. Оформляет «житлухи».

— Ладно, пусть работает. Каждый из вас, если в этом есть действительная необходимость, составляет список вещей, которые хочет забрать по месту жительства. Тамара же организует посыльных из роты обеспечения, которые и доставят необходимое. Это моя услуга вам, товарищи. Развели хрен знает что, а не службу! Я должен заниматься вашими тряпками! У вас должен быть лишь «тревожный чемоданчик» и всё! На войне у офицера всё имущество должно быть как у латыша — член да душа!

Командир достал из стола пачку с сигаретами, закурил.

— Ей богу, что дети! Мать вашу…

— Не беспокойтесь. Выполним, — заверил начштаба, делая пометки в блокноте.

Командир с заметным раздражением выдохнул табачный дым и тут же затушил сигарету:

— Сегодня первым на работу пойдёт «Тур». Борт «233» сегодня обеспечивает безопасный проход конвоев на Красную Поляну. Командование бригады решило усилить своё присутствие в посёлке. Предполагается, что противник планирует акции против пограничных гарнизонов и базы бригады в посёлке. Активность боевиков в этом районе очевидна.

Обращаясь на планёрках к подчинённым, командир имел обыкновение не смотреть на них.

— Вадим Андреевич, у меня мало замечаний к твоей работе и службе. Только просьбы. А просьбы командира, как известно, исполняются беспрекословно. Я не прав, или мне следует свериться с Уставом?

Это касалось именно Вадима. «Тур» был его позывным, как и номер борта «233» принадлежал его «акуле». Вадим встал и виновато потупился.

— Так точно, товарищ командир.

— Что означает твоё «так точно»? — Дропкин откинулся в кресле и открыл верхний отдел стола, выбрасывая на столешницу хорошо знакомую книжицу. — Будем просвещать тебя Уставом, называя мои просьбы, как командира, приказом, или…

— «Или», Александр Дмитриевич, — поспешил остановить тираду командира Вадим.

— Отлично, Вадим Андреевич. Мне нравится твоя готовность слушаться

меня во всём. Итак: конвой с самоходками уже стартовал… Он посмотрел на часы.

— «Навал» передал мне рапорт ПАНа конвоя в 5:31. К моменту восхода солнца они будут на подходе к ущелью. У тебя есть время внести в АБРИС план полёта, попить кофейку и подумать над тем, что я тебе ещё скажу… или попрошу.

— Я готов, товарищ командир.

— Не сомневаюсь. Что ты вчера делал?

Вопрос командира наверняка касался лётной работы.

— В 7:00 проводил конвой «наливов» на Поляну, и в 9:20 работал на границе.

— По границе замечаний нет. У тебя, Геннадий Владимирович?

— Нет, — коротко ответил начштаба.

— Теперь вернёмся к «наливам». В 7:41 на «20‑м километре» ты определил подозрительные цели.

— Так точно, товарищ командир. Это был грузовик возле моста. Я видел, что у моста копошатся какие–то люди. До подхода конвоя было не больше 20-ти минут.

— Да, я всё это прочитал в твоём рапорте. Хорошо изложил. Но в 7:42 мне о ситуации доложил «Навал», тут же я попросил передать тебе, чтобы ты не принимал и не навязывал бой. Что же произошло дальше?

— Извините, товарищ командир, но не дальше, а раньше.

— Ну и?..

— В 7:42 по бортовым часам…

— Ага, по бортовым…

— … я открыл огонь из орудия по автомобилю… грузовику…

— И что?

— Грузовик был повреждён.

— Повреждён? Он был уничтожен, лейтенант! Конвой вынужден был столкнуть его в реку, чтобы продолжить движение.

— Так точно…

— Через пять минут прибыло милицейское подразделение из Красной поляны.

— Да, но до этого я получил вашу просьбу, товарищ командир и не стал навязывать бой. Эти… что были с грузовиком, ушли в горы, в лес.

— Правильно. Но зачем стрелял? Зачем по грузовику–то? Тебе крупно повезло, сынок. Ты стрелял с какого расстояния?

— 300 метров, командир.

— Милиция доложила, что в грузовике было около 50 килограммов взрывчатки. Тебе очень, очень повезло, лейтенант. Повезло и тем, кто сталкивал этот грузовик в реку. Разнесло бы и тебя, и их.

— Меня уже там не было. Был получен приказ завершить план и идти на «точку».

— И ты выполнил приказ?

— Так точно!

— А подумать, что в грузовике может быть взрывчатка ты не мог?

— Виноват.

— Да, виноват. Тебе мало истории с сухогрузом «Куршевым»? Пришёл тогда без «Шквала», без щитков, с сорванными пилонами.

— Я тогда был от судна в полутора километрах.

— Да, был. Знаю. Я вас всех прошу, товарищи офицеры, предпринимать только обдуманные действия, не так ли? Окружающие согласно загалдели.

— И если бы ты, Вадим Андреевич, последовал моей настоятельной просьбе, то открыл бы огонь по бандитам, а не по машине.