Анатолий Ильин - Соленый берег

Они вышли утром и надеялись к вечеру вернуться. Но, как только они вошли в пояс разнолесья, обложившего подножье горы, поняли, что за один день у них ничего не получится. Кругом располагались мощные завалы бурелома, который, чем они поднимались выше, становился гуще, темнее. Пробовали пойти в обход, но это отнимало много времени и сил. Тогда они достали еду, пообедали и отправились назад. Не обошлось без происшествий. Аня в зарослях чертова дерева расцарапала ноги, а Сергей, перебираясь через обомшелый ствол, провалился в него по пояс, и Ане стоило больших усилий извлечь его оттуда. Случай пустяковый. В другое время они бы посмеялись над ним. Но в этот раз смеяться не хотелось, более того — не хотелось даже смотреть друг на друга. Отчего-то им обоим сделалось стыдно.

Возле избушки они оглянулись на гору. Два каменных пальца, освещенных заходящим солнцем, мрачно горели, рассыпая на снегу красные отсветы, и тени их медленно спускались к обширному поясу гольцов.

На следующий день они решили сходить за грибами. Тайга встретила сыростью. Аня сразу же наткнулась на семейство подосиновиков, едва заметных из-за высокой подстилки, в которой нога проваливалась по щиколотку. А Сергей взял пару великолепных, налитых обабок. Их толстые прохладные ножки были иссечены синими стрелками — росписью палой хвои, через которую продирался гриб. Потом мелькнула цепочка больших и малых груздей с нежной, словно из ваты, опушкой по краям. Шляпки рыжиков были до краев налиты рыжей же водой, и Сергей, шутки ради, осторожно, чтобы не разлить, срезал парочку и предложил Ане выпить за удачный промысел. Аня, пригубив, в свою очередь предложила закусить ее подосиновиком.

День начинался весело, ведра быстро наполнялись, и они уже подумывали возвращаться, когда впереди, за осинником что-то мелькнуло. Они прошли по высокой густой осоке и увидели озеро. После дождей оно, видимо, поднялось. В воде колыхалась луговая трава. Казалось, только тронь, и его отсвечивающая лесной зеленью вода прольется и сомкнется с зеленью берегов. Они прошли еще немного и наткнулись на маленькую нырялку. Дальний конец ее был притоплен и почернел. С берега доски были белы, меж ними рос высокий, сильный подорожник. Слева от озера, за кучкой осинок и тополей, открылась заброшенная деревенька с заваленными крышами домов, черными, выбитыми окнами. Повсюду бурьян. Особенно его было много там, где проходила улица. Бурьян рос и на самих домах: на крышах, стенах, подоконниках. Сергея особенно поразил один куст. Махровый, серебристый от пыльцы, он расположился на козырьке колодезного сруба. К нему тянулись клочковатые листья резухи.

— Мне про эту деревню Пашка рассказывал. Бросили ее в прошлом году. Заливало, — сказал Сергей.

— Какая жалость. — Аня сняла с головы платок и накрыла им грибы.

— А ведь когда-то здесь жили. Ты представь — любили здесь… Возле этого колодца собирались. Пацаны бегали. Они… Это они, наверно, устроили нырялку. Страшен пустой дом, а такая деревня… Как будто война прошла, и все из-за реки…

— Сережа, если есть нырялка, значит, в озере купались! — воскликнула Аня.

Аня, на ходу сбрасывая с себя платье, побежала к озеру. Споткнулась, упала со смехом. Вскочила, проверила воду босой ногой.

— Сережа! А водичка — первый сорт! — крикнула она и побежала к нырялке. И вдруг он увидел, как она, выбежав в самый ее конец, с улыбкой глядя на него стала раздеваться совсем. Кипящий в листве полдень, блеск озера, посреди которого стоит она, такая, какой он ее ни разу не видел, ошеломляющая своей незащищенностью. Он, словно в лихорадке, далеко от себя бросая одежду, думал о том, чтобы успеть добежать до нее прежде, чем она бросится в воду. Побежал, не чувствуя, как полосует бедра и живот осока, и тут увидел, как она, гибко согнувшись бросилась в воду, легко и свободно скользнув в нее. Ещё мгновение — и вода взорвалась миллионами брызг. Он поймал Аню уже в воде и, с трудом удерживая скользкую как как рыба, понес на руках назад к берегу, целуя ее то в плечо, то в голову, то в грудь, не слыша ее смеха, звучащего чисто и счастливо.

Они уснули почти одновременно и проснулись от того, что сомкнувшаяся над ними трава стала медленно колыхаться, разгоняемая ветром. Тогда они снова пошли к озеру и не торопясь, бок о бок, поплыли вдоль берега. Они вышли, когда в голове стало позванивать. Вода действительно была очень теплой. Озеро только местами было Сергею с головой и его хорошо прогревало. Как-то не верилось, что здесь, рядом с рекой, от одного взгляда на которую по коже пробегал холодок, может быть такая вода.

— Как здорово! — ложась на теплые доски нырялки, сказала Аня. — Кто бы мог подумать… Ты знаешь, мне даже показалось — мы с тобой никуда не уезжали. Мы в море купаемся… дома… Прелесть, а не озеро. Как жалко, что раньше мы про него ничего не знали.

— Еще бы не жалко!

— Было бы оно немного поближе.

— Да ничего. Километров пять-шесть не больше.

— Лучше, если бы оно было поближе.

— Лучшая купальня — это ванная.

— Ну, ты скажешь тоже.

— Как хорошо, что мы нашли такое место, теперь будет повеселее. Стоило отойти от точки подальше — и находка, и какая удачная… Мы с тобой, Аня, мало ходим. Помнишь вчерашнюю вершину? Мало ходим…

— Тяжело, Сереженька, было.

Высоко в небе пролетали маленькие белые облака, временами закрывая солнце, и тогда по траве, по озеру пробегали легкие тени. Становилось прохладнее, осинки шумно шелестели. Открывалось солнце — и все замирало. Было слышно, как совсем рядом шуршит в лозняке река.

— Как спокойно. Так бы и остался здесь совсем.

— На работу надо, — вздохнула Аня.

— Да, скоро контрольный замер…

Аня положила голову на его колени и, глядя снизу на него, сказала:

— Сережа, это ничего, если я на несколько дней съезжу домой?

— Куда — домой? — не понял Сергей.

— В город. Домой зайду, с Веркой повидаюсь. А потом, ты не забывай, зима на носу, а у нас никаких теплых вещей. Надо подкупить что-нибудь.

— Да ты что, Аня? — Сергей встал, растерянно глядя на Аню. — Ни с того ни с сего в город…

— Ну как ни с того ни с сего… Я же тебе объяснила. Пока погода держится, надо съездить. Сам подумай, снова пойдут дожди, вертолета не дождаться, а там и заметет. Что тогда делать будем?

— У нас же есть спецодежда.

— Ну и что? А белье, для дома чего-нибудь… да мало ли чего нужно.

Аня осторожно прошла по сильно прогибающимся доскам в конец нырялки. Нагнулась помыть ноги. Нырялка заскрипела. Аня пошатнулась.

— Помоги, — попросила она, протянув руку.

Она присела, сильно выгнув спину, так, что кожа на бугорках позвоночника побелела, плечи заострились. Аня показалась ему такой маленькой, слабой. Почти ребенок. Теплая волна нежности подкатила, и сладко сжалось в груди. Сергей подумал: «Господи, ну конечно ей надо отдохнуть. Какие могут быть разговоры о покупках? Какое белье? Ей надо просто отдохнуть от этой глуши, от этой реки, от этих немых, страшных своей кажущейся безмятежностью великанов: елей, кедрачей, что исподволь давят на душу. Конечно, к этому нелегко привыкнуть, особенно ей, принимавшей море и лес во время воскресных выездов на природу только как красивую картинку, которая усиливает ощущение праздника. Как я сам не мог догадаться, что ей нужно, когда видел ее взгрустнувшей, молчаливой… Разве так трудно было мне понять раньше, что к новому образу жизни ей надо еще привыкнуть, а мне — к тому, что путь этот не будет безоблачным. Она же совсем ребенок, а тут на нее сразу столько всего обрушилось. Да и работа у нас не самая приятная и легкая».