Анатолий Ильин - Соленый берег

Аня тронула его за руку:

— Сережа, когда я уезжала, у меня этого и в голове не было. Но потом… потом… Сережа, если бы тебя здесь не было, я ни за что бы не вернулась. Ну сколько мы будем еще здесь торчать? Ведь все лето прошло в этой тайге. Пусть другие посидят. И река эта еще… — добавила она. Аня закрыла лицо руками и с минуту сидела молча. — Сережа, ну как ты не видишь, что не могу я здесь, не могу! Я так устала…

— Ну а как же иначе? Мы ведь на работе, — сказал Сергей. Сказал так, чтобы заполнить пустоту, образовавшуюся в груди, тишину, что легла между ним и Аней. — Мы ведь на работе, — тупо повторил он.

— Ты только подумай, — сказала Аня, — ты только подумай. А что тут будет зимой! Говорят, здесь морозы доходят до сорока пяти. Да нас же заметет здесь! Нет, Сереженька, не хочу! — Аня зябко повела плечами и чужими глазами снова оглядела стоящую кругом тайгу.

— Аня, мы же сами напросились сюда. Разве ты забыла? Никто нас не гнал. Наоборот, даже отговаривали. Взять хотя бы родителей твоих… Только в дела вошли, и вдруг все бросить — до свидания! Да нас же засмеют все в городе!

— Это сейчас над нами смеются, над дуростью нашей!

— Это кто же? Уж не Верка ли твоя?

— А хотя бы! Нормальные люди не живут так…

— Что ты понимаешь! Нормальные, не нормальные!.. Пашка, что, по-твоему, идиот!?

— А кто же еще?

— Да ты что, Аня?! Ты понимаешь, что говоришь!?

— Идиот и есть, — хладнокровно ответила Аня. — Он нарочно закопался в этой глуши от семьи, жены, чтобы не мыться. Ты видел, как мы приехали, так он ни разу рубахи не сменил… С таким ни одна женщина жить не сможет. Правильно Нюрка сделала, что выгнала его.

— Аня! Как ты смеешь!

Аня с усмешкой посмотрела на него.

— Сережа, — сказала она спокойно, — давай хоть из-за Пашки ругаться не будем, и так полно всего…

— Да что ты знаешь о нем?!

— Да знаю, знаю, — нетерпеливо сказала Аня.

— Пашка впервые с женой в отпуск собрался, а ты зовешь меня бросить гидроточку!? Кто же работать будет?

Аня пожала плечами:

— Пашка.

— Я же тебе говорю, у него отпуск через два дня.

— Сережа, какое нам дело до того, что у него через два дня? Разве у нас мало своих забот.

— Да каких забот! — сорвался Сергей в крик. — Мы на работе! Поймешь ты это, наконец!?

— Я понимаю, — прошептала Аня и замолчала, отрешенно глядя прямо перед собой.

Сергей присел рядом, взял ее руку, вялую, безвольную.

— Аня, давай не будем больше ссориться. Я знаю, это впечатления города, разговоры… это пройдет. Извини меня, я кричал… Вот посмотришь, как все будет хорошо. Чего бояться зимы? Не видели ее мы разве? На лыжах будем ходить… Хочешь, я договорюсь с Пашкой, будем летать на вертолете в Соколовку в клуб, в кино?..

Аня молчала, не убирала руки.

— Хочешь закурить?

Аня покачала головой.

— А я закурю. — Сергей закурил. — Ты знаешь, пока тебя не было, что я придумал? Давай вместе с тобой настоим перед метеослужбой перенести гидроточку выше километров на сто? Мне кажется, с верховья прогнозы можно давать глубже, оперативнее. Но это надо еще проверить. Давай завтра-послезавтра возьмем моторку и сплаваем наверх, проверим все на месте? И если все будет хорошо, вместе с тобой поедем в город, в метеослужбу.

— Сережа, — сказала Аня устало, — какие могут быть проверки?

— Аня, ну я тебя не понимаю.

— Если любил бы по-настоящему, то понял, — прошептала Аня, и на глазах у нее появились слезы.

— Как ты можешь говорить такое? Да кого же я тогда люблю?

— Себя. Да-да, — добавила она, глядя ему в лицо, — только себя ты и любишь. Правду говорят, все мужчины эгоисты, и в этом лишний раз убеждаешься. Что ж, можешь подниматься вверх, проверять, делать расчеты. Делай что хочешь, а я уеду. Аня повернулась и медленно пошла по тропинке вниз.

— Аня! — позвал Сергей.

Высокая, густая трава, покачиваясь, сходилась за ней, и Сергею показалось, чем дальше она уходит от него, тем трава становится выше, выше…

— Аня!

Сергей бросился вниз. Трава захлестывала ноги, бежать по ней было тяжело, как в воде, страхом обожгла мысль, что он уже не сможет ее догнать…

— Аня! Не уходи! — закричал Сергей.

Они долго стояли прижавшись друг к другу, а потом снова вышли на тропинку, которая вела к озеру.

Озеро пожелтело от насыпавшихся листьев и стало еще меньше. Нырялка, покореженная рекой во время наводнения, чудом держалась на одной ноге, и порывами ветра ее покачивало.

Они не стали купаться, а решили просто полежать в траве. Мерцая, над ними плыли паутинки бабьего лета, будто налитое холодом синее небо сжималось, рассыпая ледяные трещинки. Это осень. Осень красных холодных листьев, темных, сумеречных ветров, которые оборвут все деревья до последнего листика, залижут желтым шершавым языком эту поляну и эту тропинку — единственное, что они сумели оставить на этой земле. На следующий год ей уже не пробиться из-под новых трав, не пробежать их следами к озеру. Следы растают по весне и поплывут вместе с лесным мусором в реку.

Это осень тяжелых, серых дождей, под которыми нырялка оборвет свою скрипучую тихую песенку, сольется с водой и травой и землей. И не подняться ей, и не увидеться больше с озером, ни с осинами, что шумят над нею листвой.

— …сами не сумеем? — говорю я маме. — Не надо нас никуда устраивать. Мы уже не маленькие. Вот вернемся с Сережей и сами решим, где работать. Нет, говорю я, лично мне этот институт не нравится. Не знаю, как Сережа, а мне он не нравится. Ну что ты, мама! Мы еще молодые, нам торопиться некуда, еще успеем… Надо жизнь посмотреть, хоть что-то увидеть, почувствовать… Ну я должна с Сережей посоветоваться… А разве так можно? Отчего же нельзя, говорит мама, завтра же папу пошлю в метеослужбу, чтобы он договорился о вашей замене. Летом еще ничего — на природе. А зимой — уж извините! Чтоб мой ребенок из-за своего легкомыслия здоровье портил… Через неделю чтобы приезжали…

Голос Ани плывет где-то высоко-высоко, временами его заглушает скрип нырялки, шум ветра, причесывающего солнечным гребешкам траву над ними.

…Через неделю у Пашки начинается отпуск. Поедет на маре, купаться, загорать… Интересно, как он будет выглядеть без бороды? «Жена не узнает… Узнает. Что же это за жена, если не узнает своего мужа!? А кто же останется на реке?» — вдруг мелькает в голове у Сергея. Какое-то тревожно-трусливое чувство растет в нем, но ровный спокойный голос жены перебивает его. Он закрывает глаза, стараясь ни о чем не думать. Потом, потом… Так хорошо лежать рядом с Аней, ощущая тепло ее руки, ее голос.

Сознание постепенно гаснет. Сладкая дрема разливается по всему телу, и последнее, что он слышит:

— …передай, если ему себя не жалко, то пусть о жене подумает. Здоровье можно за один день потерять, потом его всю жизнь не вернешь…