Иван Шипнигов - Нефть, метель и другие веселые боги (сборник)

ХАУС ( внезапно придя в себя ). Нет! Остановите это! Стоп, стоп! Режиссер! Где все??? Остановите ее!..

ЕЛЕНА МАЛЫШЕВА, слившись с пилой в одно целое, склоняется над ванной и начинает резать ногу у самого таза. Хаус захлебывается криком, по стенам хлещут фонтаны крови. Пила доходит до кости, звук становится тонким и визгливым. Сердце Хауса останавливается. Детей уводит кто-то невидимый, в пиджаке.

Сцена 3

Утро следующего дня. Команда Хауса постепенно собирается в офисе. Все лениво пьют кофе, зевают. Звучит очень грустная музыка, похожая одновременно на все сразу. Все разом достают телефоны и обнаруживают пропущенный вызов. Переглядываются. Уилсон приносит кролика.

УИЛСОН. Ваш шеф должен мне пятнадцать баксов!

ФОРМАН. Вряд ли вы их получите. ( Саркастически, глядя на часы. ) Судя по всему, он решил теперь работать дома?

Музыка становится еще грустнее, хотя куда грустнее-то, казалось бы.

Конец 7-го сезона.

Наступило лето. Закончилась рабочая неделя. Грядет уикэнд. Москвичи и гости столицы будут отдыхать: кто-то просто пойдет гулять с друзьями, кто-то поедет за город, кто-то мелочиться не станет и махнет в ближайшее зарубежье. Ведь нет ничего приятнее, чем гулять по Москве, фотографировать цветочки, а потом засесть на веранде кафе с чашечкой латино-эспрессо-капучино, неправда ли? Вряд ли кто-то заляжет на весь день с книжкой или примется озлобленно драить окна. Многие, конечно, никуда не поедут и нажрутся вечером во дворе возле дома, но тоже гламурно, самодельными коктейлями из спиртосодержащих напитков, купленных в дьюти-фри во время последней поездки в Сербию. Короче, тонкая едкая ирония сегодня не получается. Москвичи и гости столицы, вы меня бесите.

Но у меня тоже будет уик-энд. У меня тоже была тяжелая рабочая неделя: в самом начале лета впервые за несколько лет я простыл и всю неделю ходил с соплями. У меня был конфликт с местными властями знакомой тетенькой из отдела образования из-за моей журналистской деятельности (несдержанности на язык), вызванной раздражением и скукой. Я одурел от целенаправленного методичного чтения в больших объемах. Я устал от напряженных духовных поисков, попыток самому себе объяснить, почему же я такой унылый мудак.

Но сопли прошли, конфликт исчерпан, книжки отложены. Поэтому сейчас (кто не знает, в Москве на пять часов раньше) я допишу текст и сделаю вот что.

Я пойду к Масе. У Маси я прибегну к последнему, самому надежному средству от усталости и уныния: обжорству и пьянству. Мы нажарим ведро жирнейшего свиного шашлыка и объедимся им до тахикардии, запивая ледяной водкой. Потом будем сидеть на веранде и смотреть какой-нибудь старый добрый фильм из моей коллекции. Масе, естественно, фильм не понравится, и он будет пиздеть. Я же буду, небрежно икая, изредка скашивать на него отуманенный взор и ронять:

– Хули ты понимаешь. Это… Альмадовар.

Я назову первое вспомнившееся нехорошее слово, но Масю это не устроит. (Смотреть мы будем, скорее всего, «Леона» или что-нибудь из Тарантино.) Мася пойдет заваривать крепкий черный чай, и это будет очень правильно: после такой дозы шашлыка сигарета тяжела, веки неподъемны, речь, внимание нарушены. Взбодрившись, мы продолжим смотреть кино. Когда на экране появится первая хоть сколько-нибудь интересная женщина, мы застынем. Мася рефлекторно нажмет на паузу, нальет, и мы, не сговариваясь и не чокаясь, выпьем. Не знаю, сколько не было секса у него, но мне хватило двух месяцев, чтобы проникнуться восторженным подростковым приятием всего живого.

Поговорить тоже. Мася – он пошляк, обыватель и большинство, он все по сиськам. Я показывал ему мои картинки (женские ноги в различных аксессуарах), но он назвал меня извращенцем. Сегодня, глядя на экранную диву, я прошепчу:

– Смотри. Она в носках розовых.

– И что? – тревожно посмотрит он на меня.

– Круто.

– Ебанутый ты.

– А у тебя нет вкуса.

– Что значит «нет вкуса»? Бабу бы щас.

– Ну вот, в носках.

– Давай дальше смотреть.

– Стой! Она, кажется, сейчас переобуваться будет.

– Смотри, только меня не трогай.

– Ну поставь опять на паузу! Видишь, она носок снимает…

Мася молча уйдет за чаем, а я выйду покурить. Стоя на крыльце, слева я буду видеть белую свечку спутника и желтые фары КамАЗов, уезжающих в Иркутск с ворованным лесом. Справа будут красные маячки тасуемых по базам военных самолетов (у нас здесь какой-то маршрут) и оранжевая оранжерея фонарей вдоль моста. Я посмотрю посередине, вниз: перед крыльцом будут дотлевать угли, на которых мы жарили свинину. Огонек в душе начнет опасно разгораться. Мася вернется, и я торопливо спрошу:

– А давай шашлык-то доедим?

Мы будем доедать остывший шашлык и запивать его нагревшейся водкой. На время огонек притухнет, заваленный жиром, мясом и мусором, но когда я пойду домой, то все начнется с новой силой. Кроме рукотворных огней, меня будут зажигать еще и звезды. Розовые носки, зародыши прозы в прожилках ассоциаций, оранжевые фонари на улице Кравченко в Москве, пахнущий далеким лесным дымом майский воздух, сентябрьская прогулка под дождем, этажи сюжетов в голове, миллион и один способ подарить ей свое невыносимое богатство, тоска и одиночество – все полетит на этот огонек и вспыхнет полночным пионерским костром.

– Надо же было так нажраться, – удивлюсь я, для достоверности разведу руками, как это делают карикатурные пьяницы в фильмах, и икну. – Уик-энд.

Вру я все, естественно. Никто не нажрался. Просто огонек особенно жжет в тишине, в деревне, дома, на холме, в лесу, под черным небом, под колючими звездами, когда стоишь и не знаешь, то ли песню спеть, то ли лечь в траву и молчать, седея. Скорей бы в Москву, в самом деле: пьешь там во дворе гламурное, и огонек послушно тлеет, ничего не смея сжечь. А если засесть на летней веранде кафе с чашечкой капучино, то он и вовсе гаснет.

Воскресенье, неспешная уборка дома, фоном журчит телевизор. По «России» концерт в честь Дня защиты детей. Выступают Олег Газманов, Жанна Фриске, Лев Лещенко и другие, совсем уже неопознаваемые и не отличимые друг от друга деятели культуры. На улице пасмурно и холодно, детям надоели игры и мультики, дети маются со скуки, слоняются по дому, мешают мыть и пылесосить, но концерт в честь Дня их защиты они не смотрят – и слава богу, не нужно защищать их от бессмысленной скучной жвачки, тянущейся с экрана и ткущей свои розовые сети по углам гостиной. Естественно, не для нас делают все эти концерты, не для детей, не для людей. Параллельные миры действительно существуют, иначе никак нельзя объяснить назначение и смысл телевизионных праздников: гугнивые, слюнявые, одноглазые, почесывающиеся обитатели заброшенных внешних миров посасывают пальцы и радостно скалятся на Жанну Фриске – без Жанны Фриске у них там совсем тоска: черная пыль, мокрые звезды, мелкий гнойный дождик, бензиновые реки.