Иван Шипнигов - Нефть, метель и другие веселые боги (сборник)

В следующем эпизоде в пустой пивной тщедушный человечек с маленькими усиками протирал столы, уносил кружки, вытряхивал пепельницы и подметал пол. Поработав некоторое время, человечек вдруг бросил веник, неуверенно оглянулся вокруг и вскарабкался на стол. Утвердившись там, человечек весь как-то распрямился и словно вырос, стал больше и значительнее. Он крикнул что-то угрожающе-призывное и заговорил – лицо его задергалось. Лоб человечка мгновенно вспотел, глаза блестели жирным животным блеском. Он вскинул правую руку, и вдруг в зал из подсобного помещения вышел человек в фартуке и с палкой в руке. Человечек с усиками мгновенно съежился, спрыгнул со стола и кинулся к своему венику, но пришедший уже бил его палкой по голове, по плечам, по спине, бил не спеша и даже как-то лениво. Потом ударил его кулаком прямо в угольные усики и ушел, и тщедушный человечек, капая кровью из разбитого носа и всхлипывая, вновь взялся за уборку.

Виктор отдал нетбук Славе.

– Ну все, у вас больше нет ко мне вопросов? – спросил тот. Менеджеру явно не терпелось идти развлекаться.

Виктор кивнул и отдал ему все деньги, которые подобрал с земли.

– Кстати, зачем вам деньги, если здесь все и так бесплатно? Еда, жилье, напитки в баре…

– Привычка, что поделаешь, – вздохнул Слава. – В общем, отдыхайте. За буйки не заплывайте! – крикнул он, уходя.

Виктор вышел из бара и направился на пляж. По дороге он останавливался и начинал ощупывать свое лицо, чтобы не потерять связи с собой. Хотя, что и с чем не должно было терять связи, было не совсем ясно. Виктор сел у воды, закрыл глаза и принялся тщательно, в деталях представлять себе последнюю, окончательную тьму. Тьма плохо представлялась в деталях. Виктор понял, что напрасно занимается этим. Чтобы сбить настройки зрения, он надавил пальцами на глаза, но стало больно, и Виктор вспомнил, что имеется в виду внутреннее зрение. Тогда он посмотрел в себя.

Виктор увидел, как на горизонте в большом облаке зародилась молния. Она ударила почему-то вверх, в небо, а не в землю, и пропала возле маленького мигающего красного огонька, который медленно двигался на восток. Огонек погас. Виктор посмотрел вдаль и вскоре услышал далекий слабый взрыв. Равнодушно шумело море. Виктор встал и пошел назад в бар, туда, где слышны были голоса существ, подобных ему. Наступила полночь. Начался второй день.

2009 г.

«…хов. Это была программа «Пусть говорят» на Первом канале. Мы вернемся после рекламы – не переключайте», – скороговоркой прошипел телевизор, и на экране появились цветные картинки, сменяющие друг друга с утомительной для неподготовленного мозга быстротой. Если предположить, что у голоса ведущего и у этих ярких рекламных картинок есть сознание, и попытаться представить, как это сознание видит окружающий мир, то, наверное, стоило бы прибегнуть к сравнению с летающей в торговом комплексе «Охотный ряд» ласточкой. Этот образ так же дик, как и попытка приписать цветным картинкам какое-то сознание; но, если визуальный рекламный мир, не имеющий к жизни Нины Васильевны решительно никакого отношения, все же сумел прочно поселиться у нее в голове, то почему какая-то сумасшедшая ласточка не может вдруг выбрать в качестве среды обитания блестящий, слепящий, стеклянный, золотой, шипящий эскалаторами и пахнущий горячим шоколадом дом? Вот она мечется с этажа на этаж, шарахаясь от ювелирных бутиков и примериваясь к круглым шапкам в магазинах одежды, пугая соломенных девиц и радуя детей. Мужчина дунул в черную трубку с хвостиком. «Убили! Убили!» – решит ласточка, но, приглядевшись, все-таки узнает рацию. Испуг и восторг смешиваются в сложных пропорциях, сопровождая открытие новых пространств. Испург. Но в золотой, соломенной, кофейной пурге нет смысла прижиматься к асфальту – добычи нет нигде, вовсе.

Поэтому и задаемся вопросом: что чувствуют рекламные образы, вторгаясь в сознание Нины Васильевны? Если и допустить, что они себя «чувствуют», то в последнее время все более и более неуверенно. С начала января сигнал с каждым днем слабел. Нина Васильевна сидела перед телевизором и не моргала. В наступающей тьме ее глаза переливались, светясь отраженным экранным светом. Казалось, что женщина перед телевизором была мертва, но экран вернул ее к жизни: когда шипение и рябь скрыли большую часть изображения и звука, Нина Васильевна внезапно моргнула, встала и начала поворачивать антенну, пеленгуя морозный безжизненный космос вокруг в поисках живых картинок. Изображение чуть улучшилось; женщина обвинила в неполадках собирающуюся за окном метель и вернулась на диван. Вернулся и мужчина из передачи. Нина Васильевна погрузилась в созерцание диалогов (звук пропал совсем).

Тектонические сдвиги истории часто сводят с ума тех, кто слишком крепко стоит на земле. Не желая верить в то, что пол родного дома уходит из-под ног, не понимая, что стены, обрушившись, завалят так, что ни одна собака не найдет, упрямцы стоят у окна и с отвращением слушают музыку революции, доносящуюся с рупора на ближайшем столбе. Музыка со столба, музыка на песке – по отдельности это еще можно вынести, но как быть, если столб стоит на песке? Есть загадка еще чудовищнее: что делать, если ты сам сидишь на столбе, врытом в песок, и из рупора над твоей головой разносятся по стране затухающие сигналы старой жизни?

Обитателей Останкинской башни, не хотевших в ту зиму покидать тонущую мачту, эвакуировали силой. Естественно было бы подумать, что эти люди слишком любили место своей работы; но ведь бывает, что яростная любовь скрывает холодную ненависть, и Останкинская башня в таком случае оказывается единственным местом, откуда ее не видно. Но таких, впрочем, было немного, и большая часть работников телевизионного центра, забыв обычные коробки с офисным скарбом, бодро бежала вниз по нескончаемым лестницам – лифты уже не работали. Тектонический бунт в московской породе показывал величайший в истории фокус: в октябре 2009 года полукилометровая башня начала рывками оседать, не разрушаясь и не падая, а именно скрываясь под землей будто в специально вырытой шахте. Сейчас, когда едва начавшееся той зимой расследование остановлено и его результаты засекречены ФСБ на семьдесят лет, смешны фантазии некоторых конспирологов, лепечущих что-то о провале метро. Ясно, что копать нужно гораздо глубже. Естественно, нашлось много религиозных фанатиков, в основном одиноких женщин средних лет, утверждавших, что это мессия (мы пишем главные слова со строчной буквы для того, чтобы подчеркнуть нелепость и ненужность этих фантазий, а не из-за склонности к кощунству – в нашем случае кощунство имеет скорее грамматическую, чем религиозную природу) фокусом с исчезновением башни готовил почву (довольно безвкусный каламбур) для своего пришествия. Хочется спросить у этих остроумцев: уж не собирался ли он встать на место пропавшей башни и начать вещать? И, опять же, кто будет переводить?..