Юрий Брезан - Крабат, или Преображение мира

Герцог долго разглядывал картину, потом удовлетворенно пробурчал: "Ты изобразил меня таким, каков я есть на самом деле. И за это получишь обещанное золото. Но прежде вы оба должны построить рядом с собором колокольню, высокую, тонкую и устремленную ввысь, как благородный дух, живущий в моей плоти".

Так он сказал, а потом велел принести два паланкина, в первый поставил картину, которую я написал, во второй он уселся сам и приказал слугам нести оба паланкина через все герцогство. Всем жителям надлежало высказать свое мнение о картине; кто ее хвалил, платил серебряную монету за то, что удостоился чести лицезреть столь великое произведение искусства; кто не хвалил, лишался всего имущества за то, что осмеливался видеть своего повелителя не таким, каким он сам себя видел.

Целый год разъезжал герцог по своим владениям, обирая подданных. Когда он вернулся в город Пизу, башня, высокая и тонкая, как его душа, была готова: она стояла рядом с собором, сильно накренившись набок, и из всех ее сводчатых окон торчали ослиные головы. Герцог взвыл от бешенства, как ваш Золотой Пес, и грохнулся оземь замертво".

"А вы?" - спросил нищий.

"А мы перелезли через Альпы, что оказалось весьма затруднительно. При случае мы просверлим в них дыру, тогда будет легко ездить в Пизу, чтобы поглядеть на косую башню. Вот только ослов не всегда застанешь на месте".

Нищий нашел этот рассказ очень забавным и заметил как бы между прочим, что тоже хотел бы иметь свой портрет.

"У тебя паланкина нет", - отрезал Крабат и спросил, где тут нужное место, здешнее вино, мол, действует на почки, как июльское солнце на глетчеры.

Нищий указал ему дорогу, а Якубу Кушку сказал: "Твой приятель строит из себя весельчака, да только вид у него такой, будто его последние волосы сдуло ветром и теперь они растут на чужих головах, а он их ищет. От этого и впрямь кровь может скиснуть в жилах. Уж коли ты лысый, то и тверди себе, что самое милое дело, когда башка как коленка, - глядишь, ты и счастлив".

Якуб Кушк подумал: может, мы и вправду ищем то, что ветром унесло. Страна Счастья! Он вздохнул. К примеру, не далее как вчера вечером я ведь был вполне счастлив, когда сидел на старом мельничном жернове у речки, поджидая Крабата и наигрывая от нечего делать на трубе. И вдруг почувствовал, что на меня кто-то смотрит. Обернувшись, я увидел автомобиль, подъехавший, видимо, уже давно, и молодую женщину рядом; она ободряюще улыбнулась мне и взглядом попросила сыграть что-нибудь еще. Я заиграл, а она подошла ближе и уселась против меня на старой тачке для мешков с мукой. Тачка была слишком низкая, и женщина это понимала.

Ее интерес ко мне был чисто профессиональным: она хотела привлечь меня к участию в ансамбле народной музыки, как сама призналась потом, когда уже давно привлекла меня к себе и мы с ней на два голоса пели песнь царя Соломона; у нее была копна густых черных волос и черные дуги бровей над карими глазами, которые никак не хотели закрываться. Я люблю саму любовь, сказала она мне тогда.

"Знаешь что, - сказал Кушк, - на сегодняшнюю ночь хорошо бы нам найти юбку с блузкой, конечно вполне заполненные, но не дополна".

Нищий заверил, что этого товара здесь полным-полно, и он ставит свою старую шляпу против их зрячих глаз, что при таком большом ассортименте они еще помаются, выбирая между вполне и дополна. И он стал подробно описывать и сам ассортимент, и надежные способы не ошибиться в выборе.

Крабат вернулся к столику и некоторое время сидел, слушая его речи, а потом сказал: "В этих делах ты ориентируешься, как блоха в собачьей шкуре. А в прочих всех тоже?"

"А ты спроси - вот и увидишь", - ответил нищий.

"Я ищу Чебалло, - сказал Крабат. - Лоренцо Чебалло".

Нищий отрицательно покачал головой, человека с таким именем в городе нету, есть только Себальдус, Оскар Себальдус. И еще Клеменс Леверенц. Только у этих двоих имена звучат хоть немного похоже.

Они подозвали кельнершу и потребовали счет. Вместо того чтобы ужаснуться при виде кругленькой суммы, проставленной там, Якуб Кушк взял счет и отнес его советнику по жилищным вопросам.

"Ты позволил себе насмехаться над Золотым Псом, приятель, - сказал он строго. - За это тебе придется оплатить мой счет".

Советник вскочил как ужаленный и принялся благодарить, то униженно кланяясь, то вытягиваясь по стойке "смирно". "Я тебе чрезвычайно признателен за твою доброту", - пробормотал он.

Он все еще кланялся, когда они были уже на винтовой лестнице. Обернувшись, нищий рассмеялся, а Якуб Кушк спросил, может, Золотой Пес все-таки существует, если его так боятся.

"Я вам его покажу, - ответил нищий. - Единожды в час Пес изрыгает лай".

Он бесцеремонно проталкивался сквозь густую толпу, незадолго до закрытия магазинов заполнившую торговые улицы и растекшуюся плотными группами по главной площади. Крабат и мельник с трудом за ним поспевали. На последнем отрезке пути - просторной, мощенной грубо отесанным камнем и почти безлюдной площади - нищий припустил рысью, и они побежали за ним вдоль стен огромного собора в стиле ранней готики к громоздкой башне, покоившейся на квадратном основании и примерно на середине принимавшей круглую форму, чтобы затем, постепенно сужаясь, легко взмыть в небо острым, как игла, шпилем.

На лестнице внутри башни, по которой они теперь взбирались, ступеньки кое-где были пропущены: видимо, кто-то счел это самым простым способом преградить посторонним доступ на колокольню. "Десятка два молодых людей, которым втемяшилось послушать вблизи лай Золотого Пса, свернули себе шею на этой лестнице", - на ходу бросил нищий.

Еле переводя дух, они добрались до колокольни и увидели один-единственный, хотя и огромный колокол. В нем оказалась большая трещина, проходившая от края почти до середины. Массивный, тяжелый язык колокола свисал вертикально, но крепление, к которому он был подвешен - то ли расшатанное временем, то ли неверно прикрепленное с самого начала, - примерно на сорок пять градусов отклонялось от горизонтального положения.

Едва Крабат и мельник Кушк осмотрели громадный колокол, как откуда-то сзади раздалось жужжание не замеченного ими часового механизма, тяжелый язык подтянулся к стенке колокола и слегка коснулся ее - послышался звук, очень похожий на глухой и протяжный зевок, - потом язык откачнулся к противоположной стенке, пришелся точно по трещине и - оттого, что висел криво, - лишь шаркнул по ней. Раздался короткий грозный лай, сменившийся постепенно затухающим злобным рычаньем.

Золотой Пес смолк; нищий бросил на своих спутников странный торжествующий взгляд - будто гордился и тем, что открыл им тайну Золотого Пса, и тем, что такая тайна существует в их городе. В то же время было видно, что, показывая механизм действия Золотого Пса, он тем не менее сам склонен был верить в существование Пса, как в некое духовное и нравственное начало, к которому, очевидно, считал и себя причастным.