Юрий Брезан - Крабат, или Преображение мира

Ямато открыл дверцу между первой и второй клеткой, и обе крысы бросились друг на друга, как выстреленные из рогатки. Силы их были равными, и, не издавая никаких звуков, они пожирали друг друга. Вскоре от обеих крыс остались лишь передние части, видны были доли легких. Половина одной крысы пережила другую на сорок три секунды, но казалось, это мгновение длилось в десять, в сто, в тысячу раз дольше, потому что в эти секунды половина крысы начала жалобно свистеть. Ее жалкие судороги сопровождались бешеным писком остальных десяти крыс, которые почуяли запах крови, но не могли выбраться из своих клеток. Ямато дал каждой по кукурузному зерну, вынимая его пинцетом из стакана. ТРЕТИЙ произнес при этом одну из своих обычных шуток: "Ага - конфетки" - и рассмеялся тихим гортанным смехом. Было слышно, как последняя крыса догрызла свою "конфету". Они смотрят на меня, как послушные ученики на своего учителя, - что-то в этом духе успел подумать ТРЕТИЙ, но в это время Ямато открыл одну за другой дверцы во всех клетках и десять крыс послушно направились по образовавшемуся коридору - как дрессированные львы, шествующие на манеж, - в последнюю, самую большую клетку. Без спешки, в образцовом порядке они взобрались на лестницу, сверху на крюке висел кусок свежего сырого мяса, но крысы не обращали на него никакого внимания, они скатывались с горки, вновь влезали вверх по лестнице и опять скатывались вниз, тихо шурша по отполированному металлу.

ТРЕТИЙ не был молчальником, он даже слишком много говорил, руководствуясь своим принципом "Я-тоже-только-человек", поэтому он сказал: "Как-то, когда я был маленьким, родители взяли меня с собой в церковь. В церкви мне стало плохо, я не мог выносить запах ладана". С тех пор, чувствовал ли он этот запах или слышал слово "ладан", ему приходил на память старый Великий Комтур (глава округа духовно-рыцарского ордена) - в те времена ТРЕТЬИМ был он, - который, склонив птичью голову набок и подняв вверх указательный палец цвета пергамента, говорил: Никогда не кури фимиам самому себе, даже если считаешь, что тысячу раз достоин, никогда не делай этого! Кури фимиам Святому Граалю! Если ты не веришь в него, выдумай! И кури ему! Люди верят фимиаму больше, чем собственным глазам. Людям нужен Святой Грааль, дай им его, и ты дашь его, если воскуришь фимиам.

"У церкви была ярмарка, мне разрешили сыграть в лотерею, и я выиграл серую резиновую крысу, которую можно было заводить. Ваши крысы похожи на заводных резиновых крыс".

Ямато - он любил повторять: если я когда-нибудь действительно создам человека, избави от этого боже, я вложу в него несколько генов, которые позволят отключать его речевое устройство, - не вслушивался в то, что говорил ТРЕТИЙ. Ямато сказал: "Они запрограммированы. На десять часов, максимальное отклонение во времени полпроцента".

"А потом они опять станут обыкновенными крысами?"

"Если будут жить, да. Сейчас они расходуют свои последние резервы".

Крысы залезали на лесенку, скатывались вниз с горки, вновь залезали и вновь скатывались, они были усердны, дисциплинированны, счастливы. ТРЕТИЙ пристально смотрел на крыс, сейчас они были так забавны, что ему стало жаль их. Ему захотелось попросить Ямато прекратить опыт, хотя он понимал всю нелепость подобной просьбы.

Он спросил, есть ли возможность сократить эти десять часов или изменить программу в рамках отведенного времени.

Ямато не совсем понял его вопрос: нет оснований экспериментировать в этом направлении, объяснил он, как известно, цель всех опытов его отдела - научиться закладывать уже в эмбрионы такую программу, чтобы животные с момента рождения были лишены инстинкта самосохранения.

ТРЕТИЙ долго и тщательно сморкался, чтобы справиться со смущением: одно дело - давать необходимые указания, другое дело - наблюдать, как они проводятся в жизнь. Особенно если ты сам не ученый. "Конечно, - ответил он и добавил: - Они появляются на свет только для того, чтобы добровольно сдохнуть".

Ямато спросил, казалось, совершенно безучастно: "Хотите еще посмотреть?"

ТРЕТИЙ бросил взгляд на круглую, похожую на маленький цирк клетку с довольными крысами: нет, спасибо, больше ему смотреть не хотелось.

Ямато взял бутылку с опрыскивателем и опрыскал животных в круглой клетке. Они погибли так же, как жили эти последние минуты, счастливые и довольные.

ТРЕТИЙ, все еще погруженный в свои мысли, вздрогнул: "Что это значит?"

"Они нам больше не нужны, - сказал Ямато. - Эмбриональная программа выполнена: мы научились выводить крыс, не обладающих инстинктом самосохранения и размножения. Поедают корм и спариваются только по химическому сигналу".

"Применимо?.."

"Применимо к людям, - сказал Ямато. - Но вам не удастся это использовать".

Его слова позабавили ТРЕТЬЕГО. Уже не первый раз Ямато оказывался восприимчивым к нравственной инфекции. ТРЕТИЙ находился в прекрасном расположении духа и с удовольствием завел бы сейчас спор о соотношении между рвущимися вперед естественными науками, оставшимися далеко позади социологическими исследованиями и совершенно запутавшейся философией. Он хорошо в этом ориентировался, и ему доставляло истинное удовольствие заставить человека, обладающего знаниями лишь в одной из этих областей, признать свою однобокость - а следовательно, и некомпетентность - и убедить его в том, что ни ученые, занимающиеся естественными науками, ни философы, ни социологи, ни комитет, куда входили бы и те и другие, не могут и не должны распоряжаться результатами своих исследований - этими полномочиями должны обладать люди компетентные, ответственные, иначе человечество будет ввергнуто в хаос и погибнет.

Он не захотел употребить вместо слова "ответственные" термин "правители" - в соответствии с классификацией его новой книги, так как считал это несвоевременным; данный термин мог вызвать новую - ненужную - дискуссию.

ТРЕТИЙ ждал, что Ямато, как уже не раз бывало, заявит для начала, что лишь ученый вправе решать дальнейшую судьбу своего открытия.

Ямато сказал: "Я все уничтожил". Он легонько постучал указательным пальцем себе по лбу. "И здесь тоже". Он улыбнулся странной - угрюмой и одновременно довольной - улыбкой.

Биолог тотчас же был подвергнут медицинскому обследованию, которое показало, что он говорил правду: он на самом деле стер свою память. Ямато был передан тому же специалисту по мозгу, который, конечно по неведению, помог ему нарушить контракт. В течение месяца удалось впрыснуть ему новую, в научном отношении еще более обширную память, не содержавшую, однако, формулу, которая устраняла инстинкт самосохранения, ведь эта формула существовала только в уничтоженных биологом записях и в его стертой памяти. ТРЕТИЙ отдал специальное распоряжение строго проследить за тем, чтобы при восстановлении памяти в нее не были снова включены рудиментарные социальные и нравственные моменты. Теперь это был лишь вопрос времени, и, вероятно, очень короткого времени, пока новый Ямато во второй раз выведет уничтоженную им формулу.