Сергей Жадан - Ворошиловград

— Не обижайся.

— Да ничего.

Пришел цыган с портвейном. Портвейн разлит был в стаканы, в каких на железной дороге приносят чай. Только подстаканников не было.

— И что собираешься делать дальше? — спросила Ольга, сделав осторожный глоток.

— Не знаю, — ответил я. — Всего на пару дней приехал.

— Ясно. Чем занимаешься?

— Да так, ничем. Держи, — достал из джинсов визитку, протянул ей.

— Эксперт?

— Точно, — сказал я и выпил свой портвейн. — Оль, ты знаешь, что всё это хозяйство записано на меня?

— Знаю.

— И что мне делать?

— Не знаю.

— Ну не могу же я оставить всё просто так?

— Наверное, не можешь.

— У меня же будут проблемы?

— Могут быть.

— Так что мне делать?

— Ты не пытался связаться с братом? — спросила Ольга, помолчав.

— Пытался. Но трубку он не берет. Где он, я не знаю. Коча говорит, что в Амстердаме.

— Снова этот Коча, — сказала Ольга и помахала цыгану, чтобы тот принес еще.

Цыган недовольно вывалился из-за стойки, поставил перед нами недопитую бутылку портвейна и вышел на улицу, очевидно, чтобы его больше не беспокоили.

— Эта заправка, она вообще прибыльная?

— Как тебе сказать, — ответила Ольга. Я разлил и мы снова выпили. — Денег, которые зарабатывал твой брат, хватало, чтобы работать дальше. Но не хватало, чтобы открыть еще одну заправку.

— Ага. Брат не хотел ее продать?

— Не хотел.

— А ему предлагали?

— Предлагали, — сказала Ольга.

— Кто?

— Да есть тут одна команда.

— И кто это?

— Пастушок, Марлен Владленович. Он кукурузой занимается.

— А наверное, я знаю, о ком ты.

— А еще он депутат от компартии.

— Коммунист?

— Точно. У него сеть заправок на Донбассе. Вот теперь тут всё скупает. Где он живет, я даже не знаю. Он предлагал Юре пятьдесят тысяч, если я не ошибаюсь.

— Пятьдесят тысяч? За что?

— За место, — пояснила Ольга.

— И почему он не согласился?

— А ты бы согласился?

— Ну, не знаю, — признался я.

— Я знаю. Согласился бы.

— Почему ты так решила?

— Потому что ты, Герман, слабак. И перестань пялиться на мои сиськи.

Я действительно уже некоторое время рассматривал ее платье, вырез был довольно глубокий, бюстгальтера Ольга не носила. Под глазами у нее пробивались морщинки, это делало ее лицо симпатичным. Сорока ей никак не дашь.

— Просто это не мое, Оль, понимаешь? — я пытался говорить примирительно. — Я в его дела никогда не лез.

— Теперь это и твои дела.

— А ты, Оль, продала бы ее, если б это была твоя заправка?

— Пастушку? — Ольга задумалась. — Я б ее лучше сожгла. Вместе со всем металлоломом.

— Чего так?

— Герман, — сказала она, допивая, — есть две категории людей, которых я ненавижу. Первая, это слабаки.

— А вторая?

— Вторая — это железнодорожники. Ну, это так, личное, — объяснила она, — просто вспомнила.

— И при чем тут Пастушок?

— Да не при чем. Просто я бы не стала прогибаться под него. А ты делай, как хочешь. В конце концов, это твой бизнес.

— У меня, кажется, нет выбора?

— Кажется, ты просто не знаешь, есть он у тебя или нет.

Я не нашелся с ответом. Разлил остатки. Молча чокнулись.

— Знаешь, — сказала Ольга, когда молчание затянулось, — тут рядом есть дискотека.

— Знаю, — ответил я. — Я там когда-то первый раз занимался сексом.

— О? — растерялась она.

— Кстати, в этом баре я тоже когда-то занимался сексом. На Новый год.

— Наверное, зря я тебя сюда привезла, — подумав, сказала Ольга.

— Да нет, всё нормально. Я люблю этот парк. Мы, когда в футбол играли, всегда приходили сюда после игры. Перелезали через стену стадиона и шли сюда. Пить за победу.

— Представляю себе.

— Оль, — сказал я, — а если б я вдруг надумал остаться? Ты бы работала на меня? Сколько тебе платил брат?

— Тебе, — ответила Ольга, — в любом случае пришлось бы платить больше. — Она достала телефон. — О, — сказала, — двенадцать. Мне пора идти.

За портвейн заплатила она. Все мои попытки рассчитаться проигнорировала, сказала, что хорошо зарабатывает и что не нужно этого жлобства.

Мы вышли на улицу. Я не совсем понял, как быть дальше, но и спрашивать ее о чем-то еще желания не было. Вдруг телефон ее запищал.

— Да, — ответила Ольга. — А, да, — голос ее зазвучал как-то отстраненно. — Да, со мной. Дать ему трубку? Как знаете. Возле фонтана. Ну вот, — сказала, пряча трубку. — Сам с ними и поговоришь.

— С кем?

— С кукурузниками.

— Как они меня нашли?

— Герман, тут вообще мало людей живет. Так что найти кого-нибудь совсем не сложно. Они просили подождать их возле фонтана. Всё, счастливо.

Села на скутер, напустила густого дыма и исчезла в аллеях парка культуры и отдыха.

А как я их узнаю, — подумалось мне. Я уже десять минут сидел на кирпичном бортике высохшего бассейна, на дне которого тоже росла трава. Она тут, похоже, росла везде. С другой стороны, кроме меня, двух старшеклассниц с таксами и цыгана с портвейном, в парке никого и не было. Неожиданно из-за угла, разгоняя голубей и трубя клаксоном в голубое поднебесье, выкатился черный джип, который я вчера видел. Узнаю, — подумал я.

Машина сделала круг почета вокруг бассейна и остановилась прямо напротив меня. Задняя дверца открылась, ко мне высунулся лысый человечек в легкой тенниске и белых брюках. Вчера его не было. Улыбнулся мне всей своей металлокерамикой. Из машины, впрочем, не вышел.

— Герман Сергеевич?

— Добрый день! — ответил я, тоже не вставая.

— Давно ждете? — лысый полулежал на кожаном сиденье, вытянувшись в мою сторону и выказывая таким образом свою расположенность.

— Не очень, — ответил я.

— Прошу прощения, — человечку лежалось, наверное, неудобно, но вставать он упорно не хотел. Очевидно, это было такое мерянье статусами, кто первый поднимется. — Мы еле сюда заехали.

— Да ничего, — ответил я, усаживаясь удобнее.

— А я смотрю, не вы ли это! — засмеялся лысый, заерзал и, не удержавшись на скользкой коже, вдруг съехал вниз, под сиденье.

Я бросился к нему. Но он ловко выполз наверх и, заняв удобную позицию, деловито протянул мне руку. Мне не оставалось ничего иного, как залезть внутрь и поздороваться.

— Николай Николаич, — назвался он, доставая откуда-то из-под себя визитку, — для вас просто Николаич.

Я достал свою. На его было написано «помощник народного депутата».

— Вам куда? — спросил Николаич.

— Не знаю, — ответил я, — наверное, домой.

— Мы вас подвезем, нам по дороге. Коля, поехали.

Водителя тоже звали Коля. Похоже, у них это было обязательное условие получения работы. Если ты, скажем, не Коля, шансы устроиться к ним сильно уменьшались. Рядом с Колей, на соседнем кресле, валялся старый Макаров с какими-то насечками на рукояти. Я еще подумал, что такое легкомысленное отношение к оружию обязательно должно привести к чьей-то смерти.