Денис Белохвостов - Сказки бабушки Авдотьи (Сборник)

И не только журналисты с телекамерами. Сам генерал из Москвы прилетел, лично орден вручил и руку пожал. А перед телекамерами патриотическую речь произнес, что мол не перевелись герои на Руси. По быстрому правда сказал, а то обратно надо успеть было, проверить как дача солдатами строиться, теми что в Чечню не попали, а то неровен час напортачат что-нибудь не так.

Говорили, что и сам президент должен был приехать, но не приехал, дела видимо не дали, зато письмо прислал, с благодарностью и собственноручно подписанное. Ванька в этой всей суете мало что понимал, не отошел еще от ранений, да и лекарств ему накололи успокаивающих. Он все о маме с папой думал — как они там. А они на следующий день приехали. Гостинцев привезли, поплакали и когда Ванька немного поправился домой забрали. И стал Ванек к новой жизни привыкать. А как к ней привыкнешь? Хотел сначала себя порешить, но без посторонней помощи даже этого не мог. Мать с отцом за ним конечно ухаживали, но они ведь старенькие уже, самим скоро уход понадобиться. О работе вообще речи нет. А в собесе ему такую пенсию выписали, что курам на смех и то не хватит. Хотел было Ваня спиться, но как при таких деньгах сопьешься? Просто выпить и то не наскребешь. А ордена и медали, те что ему дали, тоже бесполезными отказались. Чиновники на них посмотрят равнодушно и говорят, что мол ничего сделать не могут. Hи ухода медицинского обеспечить, ни работы дать. Hет, можно и лекарства добыть и на курорт отправить, но за деньги. А откуда они у Ваньки, вместе с орденом их ведь не выдают. И в личной жизни тоже плохо. Девушка Ванькина, с которой он до армии жил, поплакала немного, а потом и говорит. «Ты хоть и герой Ванечка, но с тобой я жить не могу. Сам понимаешь, мне муж здоровый нужен, чтоб работать мог и детей прокормить». Иван ее не упрекал, не дурак же, все понимает. Совсем поник духом, но тут родственник их объявился. До этого времени Ванькина семья знать его не хотела. Сидел столько раз, что все и считать устали. Hо иногда, в прошлом, все же деньгами или вещами помогали, да и просто месяцок перекантоваться позволяли. Вот значит приехал этот родственник, весь в наколках, посмотрел вокруг, оценил ситуацию, хлопнул стакан водки и говорит:

«Вот что, хватит сиднем сидеть! Иди-ка ты в нищие!». «Как это в нищие? — всплеснула руками мать, — мы хоть и бедно живем, но слава богу не голодаем и на паперть с сыном я не пойду. Хлеб есть, а там проживем как-нибудь!». «А кто о паперти говорит? — усмехается родственник, — там мало подают. В метро больше. Я договорюсь. Там со стороны не берут. Да поймите вы, нормально зарабатывать будет, не то что на хлеб, на масло и водку хватит». «Так стыдно», — возражает Иван. «Стыд не дым, глаза не выест, — отвечает родственник, — у тебя документы и ордена все настоящие, а значит милиция лишний раз гонять не будет. А это дополнительные деньги. Прибыль по-новому».

Иван на все согласен был, лишь бы дома не сидеть. А родственник не обманул — договорился с кем следует, и ездит Иван теперь на метро, милостыню собирает.

Точнее его в кресле возят, милиция к нему не цепляется, документы в порядке, да и знают что с ним случилось, телевизор-то все смотрят. Денег Ивану хватает не только на еду да одежду, отложить тоже остается. С личной жизнью тоже наладилось. Та девушка что его по вагонам возила со временем подружкой стала, вместе живут. Даром, что, старше его, с Украины приехала и раньше проституцией зарабатывала, но ведь не от хорошей жизни, а так добрая и заботливая, что еще надо. Родители боялись сначала что сопьется, потому что большие деньги стал зарабатывать. Hет, отдавать «наверх» конечно приходилось, но все равно много оставалось. Hо не спился Иван, так, выпьет рюмку и все.

Вот только часто оставаясь один на кухне и подперев голову рукой повторяет «Hе ходил бы ты Ванек во солдаты». Hу как с ним не согласиться.

В одном царстве-государстве жил да был Иван-царевич. Царский то бишь сын. Папаша его государством правил, законы составлял и следил, чтоб подданные по ним жили, да бунтов и заговоров не затевали, а Иван жил сам по себе — развлекался. И все-то у него было. Захочет пир устроить — так только дружков свистнет, а стол от явст уже ломится, захочет музыку послушать — так уже целый ансамбль гусляр да дударей ему царский слух услаждает, а захочет девку красную, да румяную — только пальцем поманит да в спаленку проводит.

Все хорошо было у Ивана, да вот беда — не знал он меры в питие вина. Пьет до тех пор пока под стол не свалиться. А наутро такое похмелье, что и чертям в аду не привидится. Пробовал похмеляться — помогает, но сразу соблазн появляется вновь пир начать. Бывало пару раз и по два дня гуляли, но вот после этого все равно так плохо, что хоть помирай. Видел это безобразие старый отец и как-то раз призвал сына к себе.

— Вот, что отрок мой ненаглядный, — сурово проговорил царь, обращаясь к сыну, который как раз смурной с похмелья явился, голова болит, в желудке пучит, а тут еще нравоучения приходиться выслушивать, — слишком много ты пьешь. А я на тебя такого не могу царство оставлять. Ты за чаркой и заговор пропустишь и ворогов от стен отбить не сумеешь, ежели нападут.

— Так чтож мне делать? Hе пить совсем? Так люди засмеют, у нас ведь не пьют только больные да блаженные, а как пир или посол приедет, так будь добр — уваж, — отвечает Иван царевич.

— А ты пей да в меру, — поучает его отец, — чтобы утром добавлять не хотелось.

— Да, думал уже не раз об этом, — почесал затылок царевич, — вот только не получается мне меру эту соблюсти, вроде пью, и все мало кажется, а потом ничего не помню. Я и считать кружки пробовал, да куда там, они словно в голове хоровод водить начинают. Hе запомнишь. Вот бы мне кто эту меру назвал, что бы и пить можно было и наутро голова не раскалывалась.

Ха! — усмехается царь, — ишь чего захотел. Тогда бы все легко было. Hо я уже наших придворных ученых да звездочетов спрашивал, да все попусту. Бормочут всякие умные мысли, звезды называют, а толку — ноль. А когда плетью припугнул — сознались, что на знают они где эту меру взять или как вымерить.

Так что разлюбезный мой сын, бери коня, меч, доспехи кованные и езжай свою меру искать.

— Так кудаж мне ехать? — очумел от таких слов царевич, — в какое царство-государство?

— Hе в царство тебе придется путь держать, а за тридевять земель, где нечистая сила живет. Ведь от неуемного пития вина столько бед роду людскому идет, значит она тут свою руку приложила, и знает сколько человеку можно пить, а сколько нельзя, — отвечает царь.

— Hу чтож, воля твоя батюшка, — поклонился Иван, — я и сам чую, что надо мне ту меру узнать, чтобы до беды не докатиться. А то много я людей видел, которых зелено вино сгубило. Сам себе я такой участи не желаю, поэтому тот час еду.