Григорий Диков - Пастух

Во вторник после полудня, как и было условлено, князь Сергей Львович нанес Нилу Петровичу визит. Уже сам по себе поход к знахарю был для него волнителен. Но еще больше пугала князя возможность встретиться в дверях этой знаменитой в Петербурге квартиры с кем-нибудь из знакомых. Князь занимал весьма высокое положение и не хотел давать пищу слухам. Подходя к парадному подъезду, он приподнял воротник шубы и опустил голову вниз, чтобы не быть случайно узнанным. После чего толчком открыл дубовую дверь и быстро прошмыгнул мимо спящего швейцара Дверь квартиры открыл сам Нил Петрович. Ему был знаком испуганный вид, с которым часто к нему заходили «гости». Поклонившись, Нил Петрович улыбнулся и широким жестом пригласил князя войти:

— Пожалуйте в мой кабинет, Сергей Львович. Мы совершенно одни, я отпустил слугу. Более того, ради вас я отменил на сегодня все другие визиты, нам никто не помешает.

Князь смущенно улыбнулся. Голос доктора успокоил его, белое безбровое лицо перестало казаться таким пугающим. Нил Петрович помог гостю снять шубу, провел в кабинет, где усадил князя на удобное низкое кресло, сел на стул рядом и сказал:

— Ну что же, я внимательно вас слушаю.

Как и догадывался Нил Петрович, проблема князя оказалась любовного свойства. Около двух лет назад Сергей Львович, солидный и семейный человек, без памяти влюбился в некую юную особу. На беду князя, она была модной актрисой и не испытывала недостатка в поклонниках. Князь очень боялся проиграть в состязании за сердце ветреной красавицы. Он видел, как скучает в его обществе Мими, с какой плохо скрываемой брезгливостью оглядывает она его погрузневшую фигуру и лысеющую голову. Он чувствовал себя пылким юношей, закованным в тело старика, и страшно мучился от этого.

Знахарь слушал князя, пристально глядя ему в глаза. С каждым его словом Нил Петрович убеждался: чтобы завоевать сердце возлюбленной, князь готов на все. Поэтому Нил Петрович решил не медлить и сразу предложить то самое лечение, которое и сделало его знаменитым.

Когда гость замолчал, Нил Петрович помедлил с полминуты, будто в раздумчивости, и наконец заговорил. Голос его был тихий, весь вид свидетельствовал о том, что говорить на эту тему ему затруднительно.

— Сергей Львович, у меня есть средства, которые могут вам придать, так сказать, бодрости в любовных делах. Это простое лечение, подобные порошки сейчас предлагают многие доктора. В основном эти средства в той или иной степени воздействуют на кровообращение и признаны совершенно безопасными.

Впрочем, это вряд ли поможет вам удержать вашу пассию. Все-таки вас разделяет двадцать восемь лет, а это немалый срок. К тому же вы женаты, что лишает ее надежды на замужество. Вы в трудном положении, и, боюсь, одними порошками здесь не обойтись. Вас тяготит ваш возраст, и ее тоже, — и вы оба это прекрасно понимаете.

Вы пришли ко мне не зря. Я не могу повернуть время вспять, однако уверяю вас, что если мое лечение будет доведено до конца, вы изменитесь и внешне, и внутренне. Позволю себе предположить, что вы даже не сразу узнаете себя в зеркале. Только прежде обещайте, что вы полностью мне доверитесь и в точности выполните все мои указания. Я помог многим людям в вашем положении, помогу и вам, но вы должны принять то лечение, которое я предлагаю, и не перечить мне ни в чем. Ну как — не испугаетесь? Не свернете на полпути?

— Не испугаюсь и буду слушаться всех ваших указаний! Начнем сейчас же! — восторженно ответил князь.

Нил Петрович вздохнул, отвел от князя глаза и удовлетворенно откинулся на кресло. Ловушка захлопнулась: князь согласился добровольно и даже некоторым образом сам попросил об этом, mo облегчало задачу.

— Мне нужно несколько дней, чтобы подготовиться, — сказал Нил. — А вам нужно выполнить первое мое задание. В следующий раз, князь, когда вы придете ко мне, принесите с собой прядь волос вашей Мими — ведь так ее зовут, не правда ли?

В последующие дни Нил Петрович разослал своим пациентам две дюжины коротких записок. В них он просил перенести встречи, кроме самых срочных, на неделю или две. Затем Нил Петрович приступил к приготовлению нового, очень сложного отвара. Он без устали растирал в порошок травы, настаивал их, перемешивал и возгонял, остужал и отцеживал. Плодом его трехдневных трудов стало около одной восьмой части ведра мутной желтоватой жидкости. Нил Петрович перелил ее в чашу венецианского стекла и поставил посреди комнаты на низкий столик.

В назначенный день князь позвонил у двери ровно в пять вечера, как и было уговорено. Он пришел бы и раньше, но правила вежливости не позволяли являться до назначенного времени, и около получаса он провел в томительном ожидании у решетки сквера. Как только его серебряные часы-луковица показали без двух минут пять, он быстрым шагом устремился к парадному подъезду.

Нил Петрович провел князя в кабинет, задернул шторы и усадил гостя на низкую тахту, заваленную бархатными подушками. В комнате царил полумрак. Горели только три свечи на массивном серебряном подсвечнике.

Сергей Львович молча протянул белолицему знахарю маленький бумажный сверток. В нем лежала небольшая прядь золотистых волос, пахнущих о-де-колонью. Прошлой ночью князь срезал их дрожащими руками у спящей Мими. К его радости, она не проснулась и утром, расчесываясь перед зеркалом, даже не заметила убыли.

Нил Петрович отделил от пряди несколько волос, а остальные завернул обратно и положил в ящик стола. После этого он, попросив разрешения и извинившись, срезал у князя с макушки несколько седых волос, перемешал их с волосами Мими и, бормоча что-то себе под нос, подпалил их на свече. Когда волосы догорели, Нил Петрович бросил остатки в стеклянную чашу, поболтал в напитке серебряной ложечкой и протянул чашу князю.

Тот, морщась от отвращения, отхлебнул и вернул сосуд доктору. Нил Петрович поставил чашу обратно на столик, внимательно посмотрел на князя и торжественно произнес:

— Сейчас, Сергей Львович, лекарство начнет действовать, — , и мы приступим к лечению. Предупреждаю вас — вы скоро начнете испытывать страх. Не тревожьтесь, это состояние скоротечно. Дайте мне руку, слушайте мой голос и ничего не бойтесь. Вам все понятно?

Князь кивнул головой и с готовностью протянул белолицему руку. Доктор расстегнул на протянутой руке манжету, нащупал пульс и стал тихонько считать про себя, прикрыв глаза.

В комнате стало жарко. Свободной рукой князь попробовал ослабить галстук на груди, но золотая булавка с изумрудной головкой запуталась в складках скользкого черного шелка. Пытаясь нащупать застежку, князь на мгновение оторвал взгляд от доктора. Булавка наконец поддалась, галстук развязался, и князь снова поднял взгляд на доктора.