Лола Лафон - Маленькая коммунистка, которая никогда не улыбалась

«Только одно уточнение: наш Глубокоуважаемый Товарищ хочет видеть в команде тех же девочек, что выступили в Монреале. Надю, Дорину – нашу золотую сборную! Ваших новеньких никто не знает. Сделайте все необходимое, учитель, страна полагается на вас…»

Тех же самых? Да их больше нет, тех же самых, они умерли! «Какие там девочки? Вялые тетки со слипшимися от спермы письками! Они же несколько месяцев бездельничали! Чертовы зна-ме-ни-то-сти!»

«И от них теперь никогда не избавиться, их мне навязали навечно – небось до тех пор, пока у них не начнется климакс!» – вопит он, вернувшись домой, к Марте.

До чемпионата мира остается шесть недель.

– Хочешь вернуться, Надя? Вместе со мной?

Она не отвечает, она тихонько плачет. Он аккуратно убирает с кровати юбку и колготки, садится рядом, берет ее за руку, рассказывает про их общую жизнь – почти девять лет вместе, – не задерживаясь на десяти баллах, который уже месяц не дающих ей покоя. «Детка! А ты знаешь, что с самого начала ухитрилась исчезнуть? Представляешь, ты ведь сразу сбежала от меня, только успел заметить на школьном дворе – девочки и след простыл… но я всегда тебя нахожу!»

Он-то хотел облегчить им встречу, а она плачет совсем уж безутешно. Хочешь вернуться, Надя? Он снова задает ей этот вопрос, она молчит, на всем слой пепла, жира и безнадежности, настроение похоронное, что с ней сделала эта Болезнь… Он встает – можно подумать, сейчас произнесет надгробную речь.

Это будет пытка, ломка, вторжение в твой организм, но мы разработаем план и будем убирать лишнее сантиметр за сантиметром, а когда все уберем, посмотрим, что под этим осталось… если там что-нибудь осталось. Надя, ты хочешь вернуться?

Под вечер он выходит из комнаты, кивает четырем курящим в коридоре надзирателям и на вопрос одного из них: «Ну что? Как она вам?» – отвечает: «Я тебе так скажу, парень: на прошлой неделе был показ, мне сказали, что она среди зрителей, но я ее там не увидел. А сегодня, только она открыла мне дверь, сразу сообразил, что видеть-то я ее видел, только не узнал, потому что… это же монстр, парень, это какой-то огромный монстр!»

Он снова кивает и спускается по лестнице, награжденный за свою реплику взрывом хохота.

Она присылает мне фотокопию страницы из своего дневника 1978 года. Некоторые слова написаны более крупно и подчеркнуты синим : « С завтрашнего же дня я ДОЛЖНА снова поверить в Белу. Мне СТЫДНО, мне ужасно стыдно, что я превратилась в такого монстра » . А дальше – уже ровные строчки, в которых много раз повторяются одни и те же фразы.

« Я не повернусь спиной к тому, что меня пугает. Я встречусь с этим лицом к лицу, потому что единственный способ избавиться от страха – растоптать его.

Я не повернусь спиной к тому, что меня пугает. Я встречусь с этим лицом к лицу, потому что единственный способ избавиться от страха – растоптать его.

Я не повернусь спиной к тому, что меня пугает. Я встречусь с этим лицом к лицу, потому что единственный способ избавиться от страха – растоптать его ».

Каждый день на рассвете он приходит и забирает Надю из дома на холме, где она поселилась с матерью и младшим братом, – переехав сюда, его воспитанница отказалась жить в интернате вместе со всеми.

Часовая пробежка, потом три часа легкой тренировки, потом снова бег – в специальном «потогонном» комбинезоне, затем ей полагается массаж, после этого – силовые упражнения, полчаса сауны и, наконец, последняя пробежка. Она пробует выполнить несколько комбинаций на разновысоких брусьях, но ни один элемент ей не удается.

«Ты хотела нормальной жизни – что ж, вот и результат: ты стала нормальной толстой коровищей, и твои жировые клетки протестуют – не хотят, чтобы ты была этаким танком». Бела улыбается и шлепает ее по заднице: давай-давай, работай дальше.

К вечеру она уже не может ходить, а ночью лежит в постели без сна, потому что все у нее болит. Вытянувшись на спине, она проводит рукой по ребрам, ей не терпится снова почувствовать, как они отчетливо проступают под кожей. Она просыпается от голода в четыре утра и ждет шести, чтобы заварить себе чай, по вечерам у нее разыгрывается мигрень, но от этого становится легче: голод хотя бы на несколько часов притупляется. В остальном все стало как раньше. Первые несколько дней программы она прожила у Белы и Марты, которые «снова поставили ее на рельсы». Она ест только салат и фрукты, запивая их ледяной водой, которую пьет маленькими глоточками, и вода скользит по пищеводу в пустой желудок.

Если будешь делать все, как я говорю, все у нас получится. Бела знает. Ему точно известно, что у нее «там, внутри» – он прикладывает руку к ее животу. Жизнь, которую она попробовала вести в Бухаресте в эти последние несколько месяцев, теперь как будто в тумане, она черт знает чем занималась по ночам и питалась сплошными углеводами, но с этим покончено. Беле все известно наперед, он угадывает даже результаты чемпионата мира в Страсбурге, до которого осталась неделя. Она не получит ничего. Разве что бронзу за брусья, а за вольные – точно нет. Потому что невозможно быть очаровашкой со всем, что у тебя тут болтается, с этими сиськами. У нее перехватывает дыхание, когда он упирает палец ей в грудь, прикрытую курткой от спортивного костюма.

Прождав два месяца, команда американских телевизионщиков получила разрешение взять интервью у Марты. Молодой длинноволосый журналист из Эй-би-си хотел бы назвать свой документальный фильм продолжительностью около часа «Фабрика медалей».

– Сейчас Надин рост – метр пятьдесят шесть, – с гордостью говорит Марта, протягивая заезжему гостю несколько монреальских фотографий. – Скоро вы снова ее увидите.

– Когда? – не отстает американец.

– Когда к ней вернется человеческий облик, – отвечает Марте Бела, которому она задает тот же вопрос.

Репортаж, показанный перед самым началом чемпионата, продолжается пятнадцать минут. Четверть часа восхищения чудесной парой румынских тренеров и стайкой их прелестных, хоть и перетренированных воробышков. Малышки улыбаются в объектив, раздвигают пальцы буквой У обещая победу. После показа Федерация гимнастики США поздравляет канал с удачей и благодарит за то, что учтены были замечания: теперь смонтировано лучше, чем раньше, в первом варианте кусок с чересчур грубыми высказываниями о методе господина Кароли был совершенно лишним.

Мы можем отправить человека на Луну, но мы неспособны заставить маленькую девочку выполнить упражнение на бревне! Нашей стране пора научиться создавать гимнасток, которые демонстрировали бы силу, неотделимую от нашего национального чувства. Необходимо понять, какие заимствования из румынского метода могут нам пригодиться, – с учетом того, что у нас нет финансируемых государством национальных обучающих центров высокого уровня.