Владимир Кантор - Крокодил

— Не понял, — сказал Лева, — в чем здесь аналогия.

— Ну-у что ж, не понял так не понял, — равнодушно отозвался крокодил, продолжая неуклонно двигаться вперед.

«Мне все это снится», — сказал себе Лева. Так бывает, что сны более подробны, чем действительность, он у кого-то читал такое, и только явный алогизм ситуации говорит, что это сон. Беда, правда, в том, что во сне этого алогизма не замечаешь и понимаешь, что это алогизм был, только проснувшись. Так размышляя, Лева незаметно, и в самом деле почти как во сне, с помощью своего спутника, облегчавшего ему путь по колдобистой дороге, да еще в темноте, добрался до двухэтажного барачного домика, где он проживал. И тут Лева немножко приободрился. Все-таки люди сейчас появятся.

Только теперь он понял, что наедине с субъектом ему было страшнее, чем при людях. И из окон братьев Лохнесских по-прежнему звучала музыка, но теперь они там, видимо, допились до сентиментально-мужественного настроения, и репертуар несколько изменился. На сей раз, очевидно, был не магнитофон, а пластинка:

Лева тоже знал эту песню, и она ему тоже нравилась.

И хотя Лева не очень представлял себе, что значит «кромка бортов», и никогда не попадал в морские кораблекрушения, да и вообще по морю не плавал, но суровая морская мужественность, казалось ему, звучала в этих словах, говоря о настоящих мужских отношениях.

Лева знал эту пластинку. Ее очень любил Саша Паладин и часто, подвыпив, заводил. Он заводил ее, когда все уже были под кайфом, но еще до того, как опьянение доводило всех «до разброда и шатания», как называл это Орешин. И все, как и Саша, проникшись его настроением и впадая в сентиментальную дружественность, сидели молча, пока игралась эта песня, воображая себя не то рыцарским дружеством, не то ремарковскими товарищами, готовыми друг за друга в огонь.

Лева вздохнул и, дослушав песню, первым переступил порог. В дверях его встретил Иван.

— Ну? — спросил он ожидающе.

— Приедут сейчас, — ответил Лева.

— Привезут?

— Привезу-ут, привезу-ут. — ответил за Леву крокодил.

Из кухни доносились женские голоса и капризный голосок Оси. Пахло чем-то, жаренным на сале, как обычно и готовила Мария.

— Пошли пока на кухню посидим, — сказал Иван. — Там Мария картошки с котлетами нажарила и даже бутылку из комода достала. Любит она у меня гостей, — пояснил он крокодилу, — особенно вежливых мужчин. От меня, от мужа, прятала, а гостям достает… Ишь, — повторил он снова, ухмыляясь, — от меня, от мужа, прятала, а гостям достала…

Крокодил скинул в прихожей плащ, оставшись в сером летнем костюме, и они прошли на кухню. За столом сидели Ванда Габриэловна и Ося. Окно на улицу было открыто, в помещение проникал теплый ночной воздух, унося запах жареной картошки и принося свежесть, аромат леса, к которому слегка примешивалась паровозная гарь. Мария, в летнем, легком, светло-зеленом платьице, возилась у плиты. На столе стояли тарелки, рюмки, бутылка водки и миска со свежезаквашенной капустой.

— Я подумала и вспомнила, — указывая на миску с капустой, заметила важно Ванда Габриэловна, — что водку закусывают капустой в России. Надеюсь, Лева, вы не возражаете против капусты. Она полезна для печени и работы желудка. Перистальтика просто чудесно функционирует, когда утром ешь капусту.

— Спасибо, Ванда Габриэловна, — диким голосом сказал Лева.

Белый плафон под потолком ярко светился от сильной электрической лампочки, специально ввернутой вместо всегдашней тусклой. Плафон, как показалось Леве, был почему-то разрисован болотными лилиями. «Попробуй сорвать», — вспомнил он татуировку. Крокодила посадили рядом с Левой, и он выглядел совсем крокодильски в ярком электрическом освещении. Обмануться было невозможно. Почему же никто не удивляется? Сколько может тянуться этот бесконечный сон? «Может, мне не то мерещится, что крокодил пришел, а то, что пришедший человек, которого все нормально воспринимают, является крокодилом», — окончательно запутался Лева в своих умственных построениях. «Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью», — снова всплыла любимая шуточка Кирхова. «А может, вступить с крокодилом в неформальные отношения? — мелькнула безумная надежда. — Ведь известно, что неформальные отношения ведут к взаимопониманию. Надо бы скорей выпить для этого».

— Вы не возражаете выпить? — обратился к ним Иван, потирая руки.

— Отню-удь, отню-удь, — сказало зеленое чудовище. — Ему-у так это очень бы было полезно, — указывая на Леву.

Мария разложила по тарелкам еду, Иван разлил по рюмкам водку. И они выпили, причем крокодил, чтоб никого не задеть своей длинной мордой, когда будет глотать, башку свою откинул глубоко назад и только тогда вылил в пасть рюмку водки.

— Будем здоровы, — сказала Мария и тоже выпила. А Ося закапризничал и закричал:

— Я тоже хочу!

Ванда Габриэловна сказала строго:

— Бери пример с бабушки. Она не пьет, а ест то, что полезно.

Но внучок не отставал:

— Дядя Лева! А давай ты мне почитаешь!

— Ну вот! Сейчас он все бросит и пойдет тебе читать!.. — возмутился Иван.

Все принялись есть картошку с капустой. Потом Иван пихнул крокодила в плечо:

— Как тебя звать-то?

— Имя у меня сложное, непростое, вон как у Леопольда.

— А тебя что, Леопольдом разве зовут? — удивился Иван, взглядывая через плечо на Леву. — Вот бы никогда не сказал, думал, Левой.

— Лева — это сокращенно, — объяснил Лева.

— А, ну-ну. Это я понял. А тебя как же? — снова пристал он к крокодилу. — Чтобы, значит, знать, как обращаться.

— Давно имя мне дали, несовременное оно, — оправдывался крокодил. — Левиафан. Вот тебе и имя, правда, смешное? Но можно сокращенно просто Левой звать. Вон как его, — он опять кивнул на Леву.

— А ты клокодил? — вдруг спросил Ося. Сердце у Левы замерло. Сейчас все разъяснится. Вот он мальчик, как у Андерсена, увидевший, что король голый. Но Ванда Габриэловна оборвала внука:

— Неприлично влезать в разговор взрослых. Учись мыслить самостоятельно, чтобы достойно существовать.

И Иван добавил:

— Ты правда, Оська, помолчи пока. — И опять обратился к крокодилу: — Значит, так, издалека ты. Я это сразу понял. Вот и на Левку, когда первый раз поглядел, тоже сразу понял, что он малый с извилинами. Вот и моя зассыха сразу в тебе непростого почувствовала, ишь, принарядилась, бутылку от мужа прятала, а тут достала. Ну ты там у себя расскажи, что я свою так и зову: зассыха. Ладно, отстань, — отмахнулся он от Марии. — Так и скажи. А в остальном — мир, дружба. Вот почти и познакомились. Левка, он со мной своими переживаниями не делится, думает, не пойму. А я пойму. Я ведь ПТУ кончал в Оптиной.