Пилип Липень - Параметрическая локализация Абсолюта

– Бес ты или мутант человеческий, нет у тебя надо мною власти. Но не боюсь я тебя, страх лишь перед Господом имею. Что тебе надобно?

– Плоти твоей отведать желаю, – захрипел крокодил. – Однако скажи: отчего ты не увеличил себя и из ямы не вылез?

– Ибо не должно человеку от образа и подобия Божьего отступать. А вам грех! И за обман, и за подлость, и за облик ваш нечестивый!

– Экий ты простофиля. Сам Господь всем тварям повелел в радости и удовольствии жизнь проводить. Вот мы и забавляемся. Теперь терпи: сейчас мы тебя израним, после воспользуемся как женою, а после съедим.

– Всяких я злодеев видывал, но таких, чтоб Господа именем прикрывали мучения и убийства, доселе не встречал! – возгласил отец Вениамин. – Не ради себя, но ради судьбы душ ваших бессмертных прошу: отступитесь! Или мало вам жён, Богом созданных, или мало пищи природной?

– Не трепещи, старик, угомонись. Тело твоё уничтожено будет, однако не умрёшь ты, а новую плоть приобретёшь по вкусу своему. Али не ведаешь? Тебе покрепиться немножко – а нам наслаждение великое и счастье. Что в том дурного? А ну, режьте его, братцы!

И набросились псоглавые на отца Вениамина, и сбили бейсболку, и сорвали шинель и джинсы, и резали его ножами, и рубили саблями, и дробили молотами, похотью от страданий его и от крови распаляясь. Крокодил же подначивал их и подвывал, слюною зловонной истекая, и сам колол отца Вениамина зазубренной пикою, другой рукою растирая груди и пах. Помутилось всё в голове у отца Вениамина от страшной боли, и одна лишь мысль звенела: Господи, владыко живота моего, помилуй меня, грешного! Образумь обезумевших, дай им свет и наставь на путь истинный! Нет предела падению человеческому, ибо слабы мы, сжалься, укрепи нас!

14. Так прощайся

Вспыхнуло, мелькнуло. Стих шум, стих вой, лай и крокодилий хрип. Растаяла боль. Отец Вениамин лежал на толстом слое сухих листьев, пахнущих горьковато, по-осеннему, свежо и немного грустно. Он пошевелился, и листья зашуршали. Он вздохнул: хорошо лежать, так бы и лежал. Да только что с иконой моей спасительной? Сел отец Вениамин, глаза протёр, и видит: стоит невдалеке перед ним юная дева с необыкновенно красивым лицом, сияние источающим, с крепкой каштановой косою, облачённая в длинную красную куртку. Дева на него не смотрела, но наблюдала за божьей коровкой, ползущей по пальцу; когда жучок расправил крылышки, она молвила: лети с приветом, вернись с ответом! И к отцу Вениамину взор обратила, взор же её был как сильный луч света.

– Здравствуй, прекрасная дева! – приветствовал её отец Вениамин, в смятении поднимаясь. – Скажи мне, кто ты? И что за лес, в котором очутился я неожиданно, лютой смерти избегнув?

– Здравствуй, отец Вениамин! Зовут меня Вероника. Помнишь ли, как в далёкие времена вёл ты школьные занятия? Я к тебе на уроки ходила. А лес сей называется джунгли.

– Не помню, уж очень давно это было. Прости старику.

– Рассказывал ты, отец Вениамин, нам о Боге; ныне же во мне Бог воплощён. Проси – чего хочешь для счастья своего?

Нахмурился отец Вениамин и плечи опустил.

– Не искушай меня, жено. Не может Бог быть в деве воплощён. Мужеский род Создатель имеет.

– Отчего так мало веры в тебе? Нужны ли тебе чудеса?

– Чудес мне не надобно, и дьявол чудеса может творить. Верую я в Святое Писание, а в нём сказано: будет конец света и Страшный суд, тогда и Господь явится.

– Как же ты узнаешь конец света?

Силилось сияние девы, и ветер веял от неё, ветер особый, ни листьев, ни одежд не колеблющий. Охватил отца Вениамина трепет, но сказал он громко по памяти: как молния исходит от востока и видна бывает даже до запада, так будет пришествие Сына Человеческого.

И в тот же миг вспыхнула от края до края неба молния, но молния не грозная, а тихая, кроткая, радостная. И стояла та молния в небесах столько, сколько желал смотреть отец Вениамин, а когда, уверовав, упал он к ногам Вероники – тотчас угасла.

Она же приблизилась и гладила его по спине:

– Мир тебе, отец Вениамин. Оглянись кругом: все люди счастливы, на земле благодать и вечное блаженство. Остался ты один, самый последний. Проси, что пожелаешь, всё сделаю по слову твоему.

Отец Вениамин не отвечал; вздрагивал и клонился всё ниже к траве.

– Что ты? Говори.

Вероника присела, положила тонкую ладонь ему на плечо. И он, прерываясь, с большим волнением говорил:

– О себе не скажу, Господи, человек я скверный. Но скажу о праведниках, веру сквозь тьму пронесших, и все искусы претерпевших, и все мучения. Понапрасну, стало быть, трудились они? Благодетель их более не нужна? Предаваться им утехам плоти вместе с прочими?

Улыбнулась Вероника словам старца:

– Знаешь, на кого ты похож, отец Вениамин? Ты похож на отличницу-прилежницу, всю неделю твердившую наизусть урок. А когда наступил урок, вошёл учитель и сказал классу: сегодня именины мои, и всем ставлю высший балл без проверки, и урок отменяется. Бегите во двор гулять! И побежали все радостно, учителя славя, и только прилежница заплакала – о том, что напрасно усилия её пропали.

– Прости меня… – отец Вениамин коснулся головой травы, и бейсболка не удержалась, упала и откатилась в сторону.

– Но разве не милы учителю ученики, урок выучившие? – продолжала Вероника, сжимая его плечо. – Милы, отец Вениамин, и любит их учитель более прочих. Так прощайся!

Он не понял; поднял лицо и взглянул Веронике в глаза. Её глаза были и торжественны, и веселы. С землёй прощайся, отец Вениамин! Коли хочешь. Она распрямилась и стала высокая, сильная. И он понял, и просиял: хочу, хочу! Это и есть желание моё! И встал с колен, и взмахнул рукой вполоборота, и вдохнул воздуха, и солнцу сощурился.

И они умерли, и полетели в рай.