Вильям Козлов - Жало Скорпиона

Вот это Ломов громогласно объявил своим приспешникам, смотрящим ему в рот.

Радовался ли он, что стал главарем? Шефом. Боссом. И да, и нет. Капуста, конечно, пойдет теперь ему крупная, но и забот прибавится. Акционерным обществом он всерьез заниматься не станет, да в этом и нет необходимости: у Раздобудько были наняты для этой работы тертые торгаши, а вот Светланой... Его толстые губы раздвинула улыбка: красивую бабенку стоило бы получить по наследству от шефа. Столько бабок давать ей, как это делал покойный шеф, он, конечно, не станет, но и жмотом в ее глазах не след выглядеть. Такая бабенка, как говорил купец из какого-то фильма, дорогого стоит... Разве сравнишь с глупышкой Примаковой?..

На похоронах юная вдова стояла рядом с Ломовым и, как ни старалась, не смогла выдавить из себя ни одной слезинки! Для воровской публики. Хрущ и не сомневался, что она не любила усатого, толстоносого Раздобудько. Любила его деньги... Один раз он даже поймал на себе ее испытующий взгляд, словно она прикидывала в уме что-то... Прикинув и со своей стороны все «за» и «против», Михаил пришел к выводу, что Светланку отдавать кому-либо было бы непростительной глупостью. Кстати, она ничуть не хуже Кристины Васильевой и гораздо моложе. Жена главаря слишком много знала о банде, и если не дура набитая, то должна понимать, что ее жизнь теперь связана с боевиками. Не любила Якова, но ведь жила с ним? Пусть не любит его, Хруща, но жить и с ним придется. Раздобудько много бумаг, связанных с АО, переписал на Светланку, так что она и в этом смысле с хорошим приданым!..

Она ворвалась в кабинет в своей дорогой шубе из шиншиллы, зеленые глаза сверкали, маленький пунцовый рот с пухлыми накрашенными губами изрыгал проклятия на «тупую башку» Михаила Ломова-Обломова, сидящего в вертящемся финском кресле за письменным столом. И в гневе Светлана Смоленская была прекрасной...

— Сначала ты, скотина, лишил меня охраны! — вопила она. — А сегодня — и машины! Ты что, не знаешь, что «Мерседес» оформлен на меня, как и АО «Светлана»? Ты что, урод, позабыл, что вся ваша вшивая контора носит мое имя?! При Яше ты, Хрущ, на коленях бы ползал передо мной...

— Вот уж чего не было того не было! — ухмыльнулся тот, пожирая ее глазами. Да-а, у Хмеля была губа не дура! Красотка каких поискать. И фамилию свою оставила: Смоленская... Красиво звучит!.. Слова ее отскакивали от него как от стенки горох, но когда уж в который раз обозвала тупым бараном, он проворно вскочил с кресла, подошел к ней и не очень сильно ударил широкой ладонью по щеке, но этого было достаточно, чтобы она, обескураженная, отлетела к самому окну, до половины скрытому шторой.

— Заткнись, сука! — спокойно сказал он. — На кого хвост подымаешь? Охранника лишил, машину отнял... Да я захочу, сегодня же вышвырну тебя из твоей роскошной квартиры! Не твоей, кстати, а нашей... Ты у меня, горластая паскудина, пойдешь на Лиговку и будешь сутенеру-сифилитику отстегивать половину заработанных бабок! А лениться он тебе не даст...

— Ты что, с ума сошел... Миша? — Гнев вмиг сошел с ее хорошенького личика, а выступившие было слезы — высохли. — Меня на панель?!

— Ты вчера почему мне дверь не открыла? — придав своему квадратному лицу суровость, наступал он. — Жаль твоих шведских замков, а то выломал бы тебе дверь, падла!

— Но с какой стати, Миша? — таращила она на него округлившиеся зеленые глаза. Каштановая прядь упала на покрасневшую щеку. — Еще сорок дней не прошло, как Яшу похоронили...

— Забудь про своего м.... Яшу, — сказал Хрущ. — Он давно уже в аду и ему не до тебя со всеми твоими девятью и сорока днями... Думаешь, не знаю, почему ты созываешь к себе на хавиру всякую шваль? На Яшкино место подыскиваешь хахаля? Из «важняков», что ли? Что, не так?

— Мне ведь не сорок лет, и я в монахини не собираюсь, — окончательно растеряв весь свой пыл, оправдывалась зеленоглазая красавица с пышной, от лучшего мастера прической. — Но что ты хочешь от меня, Миша?

— Я просто тебя хочу, дешевка, — добродушно осклабился он. В бранные слова он не вкладывал злости или презрения, он со всеми женщинами разговаривал подобным образом — по-другому не умел.

— Яша за мной, помнится, два месяца ухаживал, шоколадные конфеты дарил, цветы...

— Заткнись ты со своим раздолбаем Яшей! Был бы умным, не подставился!

Светлана — она ростом была чуть пониже коренастого, с широченными плечами Хруща — рассеянно присела на коричневый кожаный диван, выставив в полах распахнувшейся шубы длиннющие стройные ноги с круглыми коленками. Не в брюках была, а, несмотря на мороз, в серых лосинах. Это с удовлетворением отметил про себя Ломов, ощутив прилив нестерпимого желания к этой эффектной бабенке. Что греха таить: он завидовал Хмелю, да и не он один — все знакомые говорили, что у Раздобудько — классная шкура! Маруха — перший сорт! И все знали, что тот купил ее чуть ли не со школьной скамьи. Правда, теперь старшеклассницы образованными в сексе стали...

— Так стоило ли Хрущу корчить из себя влюбленного и два месяца ухаживать за ней? Это бывший слюнтяй босс в отношении женщин всегда допускал слабину. Это свойственно мужикам со скромными мужскими достоинствами...

— Черт с тобой! — полностью признав свое поражение, хрипловато произнесла Светлана, доставая из кожаной сумочки фирменные сигареты и закуривая от позолоченной зажигалки «Ронсон». Что ты еще хочешь, босс? — Она все-таки не удержалась и в последнее слово «босс» вложила долю презрения. Она отлично знала, чего он хочет, но того, что дальше произошло, уж никак не ожидала...

— Я же говорил — тебя хочу, красотка, — буркнул он. Подошел к двери, задвинул до отказа желтую задвижку, вернулся к ней и, схватив за ноги в кожаных сапожках, навзничь опрокинул на охнувший диван. В мгновение ока сорвал с нее юбку, серебристые лосины, белые шелковые трусики.

— До вечера не мог подождать, — понизив голос, сказала она. — Сегодня я бы тебе открыла дверь... Миша, тут неудобно!

— Мы же не в подъезде? — ухмыльнулся он, спуская брюки. — Сюда никто носа не сунет.

Раздвинул ее белые длинные ноги, похотливо провел по пушистому темному треугольнику ладонью и, зарычав медведем, навалился на нее...

Понимая, что Ломов совсем другой человек, чем ее покойный супруг, способный в ее объятиях размягчаться, Светлана, отвечая телодвижениями на его натиск, все же провела разведку:

— Машину вернешь, Миша? И охранника Валю Чернова? И больше не будешь давить на меня?

— Мать твою! — просипел побагровевший Хрущ, с трудом войдя в нее. — Теперь я понимаю, почему по тебе с ума сходил этот баран Яшка. Мышиный глаз!

— Это еще цветочки, Миша, — улыбнулась она, выгибаясь под ним коромыслом. Удивительно было, как такая изящная, худощавая женщина легко подкидывает его тушу. — Ягодки будут потом, если ты... будешь любить меня-а-а!