Татьяна Белкина - Всё хорошо!

Это невыносимо! Ноги проваливаются в сугробы, с неба продолжают сыпаться отвратительные белые хлопья, от которых делается сыро и неуютно. Однако даже этот безобразный холод и несостоявшийся восход светила (не назовешь же солнцем эту бледную оладью неправильной формы, едва просвечивающую сквозь свинцовую завесу целеустремленных туч) терпят поражение от моей непреклонной преданности общему делу. Как ни в чем не бывало я совершаю обход вверенного мне сектора мироздания. Вот бегемот-тормоз растопырил пасть, а по его спине разгуливают наглые чайки. Колышутся, словно гигантские стволы пальм с усеченной кроной, шеи жирафов.

Расторможенные обезьяны чешут волосатыми конечностями голые задницы и устраивают склоки. Ненавижу приматов. Особенно лысых. Их загоняют сюда с утра и держат до вечера. Не пойму, почему им разрешено свободное передвижение? У меня есть версия — это такой социальный проект. Они расцвечивают своим пестрым оперением и кривлянием молодняка монотонное существование нашего Ковчега. Как уморительно выглядят их имбецильные улыбки перед нашими отсеками, как забавны их дерганые жесты, бегающие зрачки, слизкий клюв. А звуки, которые они производят? Я в шоке. Разве можно бесконечно изводить окружающих скрипучим многоголосьем бессмысленных атональных комбинаций? Вот возьмем мой чистый и ясный возглас. Услышав его, весь Ковчег заново осознает немыслимую свою удачу и божественное предназначение. Но речь не обо мне. Я — всего лишь скромный и трудолюбивый администратор проекта.

Речь о том, как трудно быть Богом. Как важно было собрать здесь, на этом Ковчеге, имитирующем естественные условия существования, все многообразие видов, не забыть даже вздорных приматов, морских чудищ, глупых как пробка, колибри и крокодилов, правильно распределить обязанности во время странствия, дабы сохранить все виды в отличной физической форме. Еще важнее — обеспечить душевное здоровье и моральный облик экипажа.

Как часто отличные начинания и проработанные концепции рушатся из-за отсутствия бдительности! Моя главная задача — выявить и обезвредить провокаторов. Есть такие, тайком проникшие в Ковчег, которые насвистывают и нащелкивают добропорядочным обитателям, что якобы нет никакого потопа и корабля нет, а они-де пленники, забава для голых приматов. Полная ахинея. Станут хозяева жизни за слонами дерьмо ворочать? Я старательно вытаскиваю ноги из снега, выхожу на твердую поверхность коридора и направляюсь к пищеблоку для безвольерных животных. Забираю у невыносимо орущего недоростка булку для наживки и иду ловить террористов. А как еще их назвать, если после их рейдов слониха Любичка наелась стекла и умерла? Вот и они: маленькие, серые, неприметные, с одинаковыми голосами, глазами, перьями. Мне приходится долго раззадоривать их булкой, а потом, когда их пищеварительный процесс запущен, быстро прятать добычу Все. Они мои! Подробно рассказываю им, как достать самую вкусную заморскую еду вон в том домике с небольшим окошком. Там и манго, и папайя, и отборная крупа. А здесь только холодные белые хлопья, просеянные сквозь свинец туч. Самый жадный из провокаторов летит к заветному окошку. Сейчас я увижу его жалкий окровавленный костюмчик, выплюнутый аппаратом. Я жду и жду. Но нет, ничего не происходит. Солнце, вернее его подобие, начало крениться влево и съезжать с купола. Голод заставил меня съесть булку-наживку — вот что делают обстоятельства даже с самыми самоотверженными и мудрыми особями! Надо что-то делать. Подобрав нарядный плащ и встав на кончики пальцев, я подкрался к избушке и бесстрашно заглянул в открытое забрало окна. Точно молния пронзила мой правый глаз, и мир окрасился в цвет чечевицы. Мой аппарат! Мой любимый экземпляр, открытый и используемый мной только для благого дела наказания недостойных, нанес мне смертельный удар! Мерзкий злодей нахально прочирикал из невесть откуда взявшейся щели в подоконнике: «Попался, глупый павлин!» Обидно если это последние слова, услышанные мной.

Настоятельно просим вас не просовывать пальцы, не приближать глаза к защитной сетке, внимательно следить за детьми. В вольере проживает чрезвычайно агрессивный казуар [3] Казуары — крупные нелетающие птицы. Взрослые особи шлемоносного казуара достигают до 1,5–1,8 метра высоты (некоторые особи могут достигать двух метров) и весят около 60 килограммов. Издание Книги рекордов Гиннесса 2004 года приводит казуара, как самую опасную птицу на Земле. Обычно птица достаточно скрытна, однако, потревоженная, она может нанести опасный удар. Казуаров считают одной из самых опасных птиц для содержания в зоопарках, основываясь на частоте и тяжести увечий, причиненных работникам. (Энциклопедия живой природы Австралии. Сидней, 2007. С. 231.) . После неоднократных случаев нападения на воробьев и травмы глаза, нанесенной павлину, доступ к казуару ограничен. Спасибо за понимание.

Комья замерзшей земли с глухим стуком разбивались о полированную крышку. Бурые и рыжие, побольше и поменьше — они удивительно долго летели вниз и, достигнув наконец финальной точки, упруго подпрыгивали, рассыпаясь. От этого звук получался распластанным и шелестящим. В этом шелесте угадывался ритм, будто кто-то выстукивал послание подзабытой азбукой Морзе: три коротких удара, три длинных, три коротких. Глубокая, не городская тишина, в которую звуки процессии никак не вплетались, а словно шли отдельным треком к картинке, промерзший за долгую зиму воздух и отчаянно весенний взгляд февральского солнца создавали странный эффект. Свежевырытая черная дыра, казалось, заглатывала беспечные лучи оттаявшего светила и шепеляво урчала от удовольствия. Сквозь это урчание пробивался ритм. Я поймал себя на мысли, что пытаюсь расшифровать слова. Может, это — Петр Яковлевич стучит нам из-под полированной крышки? Мол, все вранье, нет тут никакого света небесного, а лишь холодная тьма? А может, так и не успел сказать Мишке что-то важное за свои без малого восемьдесят и теперь пытается до нас достучаться?