Дан Цалка - На пути в Халеб

Йосеф дела Рейна с завистью вглядывался в пеструю толпу, заполнившую судно: рыцари и монахи, торговцы и калеки. На нижней палубе уселась, вытянув ноги, женщина с жесткими, как щетина, волосами и, глядя в круглое зеркальце, красила тонкие бледные губы, улыбаясь беззубым ртом. Вот она отхлебнула вина из бутылки и ногой попыталась разбудить спящего рядом мужчину, который раскинулся на спине и громко храпел. Даже ей завидовал дела Рейна, как завидовал и самому кораблю — этой огромной роскошной игрушке, и чайкам, и морю, и всему, что охватывал взор. «И мое желание увидеть Елену — тоже всего лишь зависть», — подумал он с горечью.

На третий день плавания купец спросил у Йосефа, когда он думает открыть перед ним сокровенное, и дела Рейна ответил: «Завтра». Но в ту ночь ему привиделся сон.

Во сне он увидел небольшую ложбину меж меловых гор, а на ней — развалины, из которых доносился собачий лай. Дела Рейна знал, что какое-то жуткое существо, лютый зверь или разбойник с большой дороги, бродит среди каменных обломков, подстерегает свою жертву и безжалостно ее губит. Тем не менее он гордо направился в эту ложбину, побуждаемый ненавистью, которую питал к кровожадному чудищу. Поблизости слышались вздохи, стенания и чавканье. Безоружный стоял он среди развалин, полагаясь на договор. Правда, этот договор заключил дела Рейна сам с собою, однако был убежден в том, что он записан на небесах и бережет его от власти злого чудища. Вдруг в кустах послышался шорох: это чудище шло за ним по следу. Обуянный внезапным страхом, дела Рейна пустился бежать; он плутал по извилистым узким тропкам, спускался в овраги и сухие колодцы, поднимался на отвесные склоны ложбины, бежал по бескрайним полям и темным аллеям с единственной мыслью — спастись, спастись во что бы то ни стало. Он чувствовал резь в легких и горький, солоноватый вкус во рту. Так, бегом, он добрался до каких-то руин, за которыми разглядел оконечность ложбины, и тут обнаружил, что спасается не один, что впереди него — и притом гораздо быстрее — бежит целая толпа.

В это мгновенье дела Рейна понял во сне, что жуткое чудище непременно убьет его. Он остановился, и спрятался за валуном, и, хотя постарался пригнуться как можно ниже, был убежден, что голова его торчит над камнем. Он вспомнил о договоре и теперь понял, что заключил его с тем самым чудищем, которое теперь расплывалось в мерзкой ухмылке и косило лживыми глазами. Все это стремительно промелькнуло в сознании, и тут дела Рейна увидел, как чудище пробежало совсем близко, все так же ухмыляясь, моргая и сдерживая рвущийся наружу смех. И еще увидел дела Рейна головы нескольких своих сограждан, но тут его лицо — как колпаком — накрыла странная таинственная мудрость. Головы исчезли, и снова стали слышны стоны и чавканье.

Воспоминание о том, как чудище проскочило совсем рядом с ним, снова вернулось к дела Рейна, и сердце его сжалось от постыдного страха. Жалобный стон слетел с уст спящего, но он не проснулся, хотя очень того желал, а по-прежнему стоял во сне позади валуна, устремив взор на край ложбины и близлежащее озерцо с мутной водой. Едва он посмотрел на воду, с обеих сторон озера стремительно вынырнули два огромных кита, бросились навстречу друг другу, и один из них заглотал другого, а тот съел внутренности первого, и оба пропали под водой. Поверхность воды взволновалась, и на ней выступило кровавое пятно. И снова забурлили края озера, снова появились два огромных кита и набросились один на другого, и над страшными водами замелькали их черные спины и белесые животы.

Сколько ни старался, дела Рейна не мог проснуться. Зрелище повторялось снова и снова, пока он не сказал себе во сне: «Когда проснусь, брошусь в воду, как собирался. Нечего мне делать в Виченце, да и в другом месте тоже».

Дела Рейна проснулся до наступления зари. Он незаметно вышел на палубу и прыгнул за борт. Соленая вода заполнила рот, легкие перестали дышать, он потерял сознание.

Открыв глаза, он увидел, что сидит в лодке-плоскодонке на гребной скамье. Против него находилось незнакомое морское животное со студенистым, пронизанным тонкими сосудами прозрачным телом и словно нарисованными глазами. Только губы напоминали человечий рот, но и они, казалось, вот-вот обернутся ослиными губами. Животное гребло двумя прозрачными ластами и что-то невнятно бормотало или мурлыкало. Вдалеке виднелся остров и волнистые черепичные крыши рыбацких домиков. Увидев, что дела Рейна открыл глаза, животное обратилось к нему с такими словами:

— Вот что я тебе скажу, дела Рейна. Ты первый человек, ради которого я так выкладываюсь. Можно подумать, что я какой-нибудь раб из Карфагена. Твой поступок показывает, до какой степени ты поглупел, едва почуял дух пустоты. Елена, между прочим, давно уже не живет в Виченце. Но прыгнуть в море… Нам бы не хотелось, Йосеф, чтоб именно теперь, когда ты начал постигать суть, ты исчез под волнами.

Глядя на это нелепое противное созданье, дела Рейна чувствовал, как на него накатывает тошнота, приступ морской болезни.

— Кто ты? — спросил он.

— Ах ты, старый шутник, — отвечало чудище и, не переставая бормотать, обдало дела Рейна дождиком мелких брызг.

— Все это недужные галлюцинации, — подумал дела Рейна, — я не хотел спасенья и ни с кем не искал встреч.

— Конечно, галлюцинации, — успокоительно заверило существо.

Дела Рейна заметил, что, где бы ласты ни касались воды, всюду появлялись дохлые рыбы с белеющим на солнце брюхом и раскрытым ртом.

— Оставь лодку, злобное чудище, — сказал он.

— Злобное чудище!.. — В голосе прозрачного созданья звучала обида. — Ни грана благодарности в твоем сердце, дела Рейна! Всякий возмутился бы, услышав, как ты разговариваешь со своим спасителем. Мало того что я тружусь без устали, я еще и принужден тесниться в уголку, чтобы грести обеими руками и поскорее доставить тебя на сушу.

— Дай мне умереть, — сказал дела Рейна.

— Не раньше чем после двухдневной гребли, поближе к этому милому островку. Когда-то, Йосеф дела Рейна, ты был так в себе уверен, но стоило тебе заглянуть в пустоту, как ты разнюнился. «Приди ко мне, гибель… хочу умереть… прыжки с борта под покровом ночи…» Нет-нет, дела Рейна, неподходящее время ты выбрал. Годами одиночества ты заслужил, чтоб мы не позволили тебе так просто и легко исчезнуть под водой.

Дела Рейна горько вздохнул.

— Ну что ты мучаешься?.. Все будет как раньше или немного хуже. Успокойся, нет конца словам, — сказало чудище и вновь шаловливо обдало его морскими брызгами. — Жаль, что ты не умеешь плавать.

— Боже, Боже, — шептал дела Рейна.

— Твое молчание, твоя зависть — в них-то и кроется причина всех бед. Разомкни уста, скажи что-нибудь, поболтай. Ведь слова так легковесны, они так мало значат. Ну, докажи, что умеешь говорить. Да, ты промок и голоден, но даже и теперь ты мог бы перекинуться со мной словечком. Заклинаю тебя, дела Рейна, — позабавь меня поскорее!..