Дан Цалка - На пути в Халеб

Как только собаки оказались на привязи, они сбросили звериный облик, и дела Рейна впервые увидел Самаэля каков он есть — крыльев у него вдвое больше, чем у святых ангелов, и весь он усыпан пылающими, словно огнь, глазами. В изумлении взирал на него дела Рейна и отметил, что, имея вид ангела, Самаэль держит голову набок, словно пес.

Они выбрались из развалин и направились к горе. Путь был неблизок и крут. По дороге Самаэль стал просить воды и хлеба, но дела Рейна оставался глух к его мольбам. Под вечер, когда похолодало и ветер усилился, Самаэль снова обратился к нему.

— Господин, — сказал он, — мы связаны и всецело в твоей власти. Но помни, что теперь, когда мы выдворены из своих пределов, нет у нас больше могущества. Грош нам цена и грош цена нашей смерти. Дай же нам что-нибудь поесть.

— На этот раз не уйти тебе от меня живым, как прежде, — отвечал дела Рейна.

— Что-то я не понимаю, — сказал Самаэль.

— Слишком хорошо я тебя знаю, — возразил ему дела Рейна.

— Господин заблуждается, — вступила в разговор Лилит, — может быть, он путает моего мужа с Асмодеем или Мастемой? [27] Асмодей, Мастема — другие прозвания Сатаны, или Князя зла, то же, что Самаэль. Может, их он встречал раньше?

При этих словах Лилит залилась слезами и Самаэль тоже заплакал, а дела Рейна вознегодовал, увидев, что столь грозный ангел жалко всхлипывает.

Зато ученики ликовали:

— Все говорили, что учителю нашему не по силам такая задача, а поглядите — еще сегодня возрадуются небеса.

Тут Самаэль заговорил снова:

— Почему ты боишься меня? Мы полностью сокрушены и всецело в твоей воле — что хочешь, то и делай с нами, только дай нам глоток воды, чтобы добраться до вершины.

Видит дела Рейна, что вершина уже недалеко, а голос у Самаэля слабый и бессильно повисли его роскошные крылья.

— Ой-ой-ой, — простонал Самаэль, — господин мой, я умираю, конец мой приходит. Ох, эти ужасные цепи, терзающие меня словно каленым железом, ох, эти свинцовые диски, нести которые нету мочи. Тело мое — лед и пламень, от огня тает лед, от талой воды гаснет пламя, и тело мое исчезает. Сними с меня эти диски, господин. Весь мир восскорбит, когда я умру. Море выплеснет из берегов, как убежавшее молоко, солнце потускнеет, сойдут с орбит звезды. Я умираю, господин, и все муки ада ничто в сравнении с моими страданиями.

Смотрел дела Рейна на слезы и муки проклятого ангела и не мог вынести столь плачевного вида. Тяжко было ему наблюдать, как ученики ведут Самаэля в поводу, потому что чем резче натягивалась цепь, тем ниже падала голова пленника. Чтобы укрепить волю, вдохнул дела Рейна чистый запах лаванды.

На это Самаэль сказал:

— Уж коль ты отказываешься дать мне еды и питья, позволь хоть понюхать твоей лаванды.

Дела Рейна протянул руку и дал ему вдохнуть целебный аромат. В то же мгновенье Самаэль изрыгнул изо рта пламя и спалил лаванду в руке Йосефа. Запах благовонного куренья наполнил ноздри Повелителя зла — и расправились могучие крылья. Вмиг разорвал он на себе и Лилит позорные цепи, сбросил свинцовые диски и встал во весь рост, озаренный сиянием, поперек тропы, ведущей к вершине. Воздел дела Рейна очи горе — и ничего не увидел.

Горизонт затянули тяжелые тучи, и все заволокло густым дымом. Видит дела Рейна, двое учеников замертво упали на землю, а двое других побледнели и изменились в лице — глаза вылезли из орбит, изо рта рвется звериный рык, словно бедняги повредились в рассудке. Один только Иегуда Меир продолжал крепко держать учителя за руку.

Хотел дела Рейна приблизиться к обезумевшим ученикам, но те кинулись прочь, кубарем покатились вниз по склону, смеясь и тоненько повизгивая. Изумленный и измученный стоял дела Рейна рядом с Иегудой Меиром, не ведая, что запах лавандового фимиама разрушил святую магию свинцовых дисков. Вдвоем они опустились на землю рядом с мертвыми телами, а над ними повис, вздымаясь клубами, густой дым.

Неожиданно прозвучал Глас Божий:

— Горе тебе, Йосеф, и горе твоей душе, которая ослушалась данного ей наказа. Ты кадил Самаэлю, и за это он будет преследовать и терзать тебя в этом мире и в мире будущем.

Услышал дела Рейна эти слова, и помрачнел, и замкнулся. Ни слова не говоря, предал земле тела погибших учеников и помолился о вознесении их душ. А двое других еще долго плутали, пока не вернулись в Цфат, где вскоре умерли от огорчений, которые чинили им бесы.

Дела Рейна и Иегуда Меир тоже возвратились в свой город. Жители Цфата расспросили их о судьбе двух пропавших учеников и доложили властям о преступном деянии Йосефа. Но в ту же ночь дела Рейна проснулся, разбудил Иегуду Меира, и тайком, под покровом тьмы, они покинули город. Долго скитались они на чужбине и очутились наконец в городе Цида, а поскольку были бедны и безвестны, решили остановиться там и взяли внаем комнатушку в порту.

Дела Рейна целыми месяцами молчал, лишь иногда бормотал невнятно: «В этом мире и в мире будущем!» — вспоминая эти слова, он приходил в ярость.

Однажды вечером, когда они сидели в своей темной комнатке — ведь свечей у них не было, потому что Иегуда Меир зарабатывал мало, а учитель его всечасно предавался размышлениям, — заглянул к ним хозяин и сказал:

— Убирайтесь, и чтоб духу вашего здесь к утру не было!

— Почему ты прогоняешь нас? — спросил Иегуда Меир. — Мы тебе уплатили вперед, а на улице сыро и холодно, да и зима не за горами.

— Зима — не зима, ваше дело убраться. Не знаю, о какой такой плате ты толкуешь.

— Но почему? — не унимался Иегуда Меир.

— Достаточно и того, что я знаю почему, — ответил хозяин, и дела Рейна понял, что человек он темный и жесткий, словно камень среди черной травы.

— А знаешь ли ты заклинания против бесов? — спросил он.

— Я с бесами не вожусь и заклинать их не собираюсь, — был ответ.

— Возможно ли это? Неужто и вправду ты не знаешь ни благословения Аарона, ни стихов из книги пророка Захарии и Псалтири, известных каждому ребенку как заклинания против нечистой силы? — удивился дела Рейна.

— Собирайте вещички! — С этими словами хозяин повернулся и покинул комнату.

В тот вечер дела Рейна сказал ученику:

— Я всю свою жизнь посвятил одной-единственной цели, и ты, Иегуда Меир, был тому свидетелем. И хотя нет ничего важнее этой цели, жители Цфата и его мудрецы относились ко мне враждебно. Я стоял лицом к лицу с могущественными ангелами и их воинствами, я победил Самаэля, и пусть я проиграл в последней схватке, но не заслужил того, чтобы лишиться доли в будущем мире. Несправедливо это. Ты, Иегуда Меир, сам слышал Глас Божий, ты помнишь слова ангелов: намерение твое угодно, если добьешься успеха, счастлив твой удел, благосклонна к тебе судьба твоя… Так вот, Иегуда Меир, вижу я, что мир не изменился, а время — не что иное, как большое топкое болото. Пойду и я прежним путем, поздно мне переделывать себя. А ты, ученик мой Иегуда Меир, ступай своей дорогой и, если услышишь, что говорят обо мне люди, вспомни, каким я вправду был и что я делал.