Людмила Бояджиева - Пожиратели логоса

— Логику ищешь, материалист? Справедливостью интересуешься? Взгляни на вещи трезво: не нам вникать во вселенские тайны — кишка тонка. Это во-первых. Второе: сейчас почти десять. Полагаешь, твой куратор на рабочем месте засиделся? — без энтузиазма язвил Жетон, крайне поездкой недовольный. Не рассказал ему Филя откуда получил черепную травму и встретился ли с хозяином «Орхидеи». Замкнулся, секретничает, а это уже противно. Книги ему доставал, напрягался. А он рожу воротит — важный такой! Ни слова даже о том, как друг его писательскую карьеру устроил — передал стихи длинноногой девахе, весьма с виду представительной. И сказал нечто умное про советскую мифологию, Трошиным поэтически отраженную.

— Спасибо, что позаботился подсунуть Кольке мою нетленку. Но ведь не в этом сейчас дело, старик! — угадал мысли Жетона ясновидец.

— Так в чем, едреня-феня!? Что ты ещё задумал, травмированный? Излагай начистоту. Я ж тебе не таксист. Полноценный сообщник должен знать истинное положение вещей, что бы перед законом потом отчитываться, давать то есть верные показания. Ты меня зря отстранил. Я твои стихи дружку твоему школьному с положительными мыслями подсунул. Пусть твой кореш, если такой крутой, за казенные бабки издает, что ему на культурную благотворительность выделяют. Сеет разумное, доброе. Мне они вообще… понравились, дипломатично подъехал Жетон, весьма насчет интриги с Арт Деко любопытствующий.

— Понравились? — встрепенулся наконец Филя.

— Не так, что бы уж совсем. Если честно — говно. Но ядро уловил. Думаю, надо нашим ребятам концептуалистам почитать. Вот детектив твой доведем до балды и за творчество. Если гениталии не откусят. Я без них, клянусь, писать перестану. Не тот, знаешь ли, тембр голоса. Не та, старик, без удил музыка.

Евгений резко загрустил, вспомнив о чем-то своем, интимном. Трошин уткнулся в воротник куртки, лишь сверкали в очках отражения вечерних огней и топорщились хохлом поэтические кудри. Ежик. Нет, скорее все же — филин.

— Извини, Жень, что молчу. Запутано все так — сам не разберусь, кто меня морочит и зачем. Если сейчас куратора на месте застанем, я ему морду набью. Может, легче станет.

— Вот этого не советую. Тебе в данном состоянии напрягаться нельзя, а он качок что надо. Лучше я вмажу, если необходимо. Фейс отделаю, в «травме» врачи не нарадуются, — Жетон показал кулачище и кивнул, притормаживая: Вон на заборе таблицу видишь? Институт Земли. Приехали.

— А там ограда и КПП… Не пустят нас, — Филя враждебно покосился на неожиданное препятствие. За оградой и заснеженными деревьями виднелся большой бетонный корпус, некоторые окна которого ещё светились сквозь облепленные снегом ветки.

— Ладно, попробую прорваться, — он взялся за ручку дверцы. Причаливай.

— От винта! — Жетон виртуозно втиснул БМВ задом между стоящими машинами и уставился в боковое зеркальце. — Гляди внимательно! Во пруха! Он самый вроде шагает. В синей куртке, да?

— Похоже… — вывернув шею, Филя проводил взглядом высокого брюнета, легко пробежавшего от КПП к парковке. — А сказал, что до утра работать будет…

— Знаем мы эти ночные дежурства. В Жигуль дряхленький сел. Будем преследовать или здесь разберемся? — поинтересовался Жетон.

— Лучше проследить, — вздохнул Филя, ещё не сообразивший, зачем затевает слежку. Ну, допустим, узнает адресок Вартанова… Так в гости навязываться не имеет смысла. Сказал же Севан — дел у него по горло. А вот каких таких, любопытно? Если даже срочной информацией экстрасенса пренебрег.

— Надо контакты засечь. Он на стрелку, полагаю, выехал. Хотелось бы знать с кем, — тоном бывалого опера прогундосил Филя.

— Хотелось бы еще, что бы не в московской области состоялось сие событие. И предупреждаю — пушку я на камине оставил. Так что, если там разборки случаться, будем в кустах отсиживаться.

— В окопе, — подсказал Трошин, поправляя свою боевую повязку.

Крутили по темным улочкам пролетарского пригорода так долго, словно Севан отделывался от хвоста и нарочно заметал следы. Потеряли «жигуленка» в районе Речного порта: мелькнул габаритами — и нет, как сквозь землю провалился! Местечко глухое — фабричные заборы, свалки, курганы шлака развороченные, яма заброшенного фундамента с лесом торчащих балок и над всем — черный носатый силуэт подъемного крана в красных лампочках на макушке. А темнотища, а ветер, а кладбищенский снег! И ни души.

— Ну что — по домам? Впечатляющая была прогулка. Посильнее туристического маршрута «Елисейские поля — Трафальгарская площадь», — Жетон показательно зевнул.

— Погоди, дай чуток оглядеться, — Филя вышел, вдыхая экологически вредный, гарью и ядовитыми промышленными выбросами насыщенный воздух, и вдруг увидел след — будто махал некий старательный дворник по снегу метлой прямо перед прибытием Фили. А по выметенной дорожке аккуратно шли отпечатки рифленой подошвы мужского ботинка, указывающие на то, что совсем недавно кто-то проделал этот путь через траншею к полуразрушенной бетонной будке! Сердце заколотилось, отдавая пульсирующей болью в затылке. Во рту пересохло. Филя обернулся к сидящему в автомобиле Женьке и сделал отмашку жди!

Как завороженный шел он по следу прямо в дверной проем. Среди обломков строительных плит, в сырой темноте, сразу увидел слабо светящееся очко открытого люка. Заглянул — металлические ступени-скобы ведут вниз — в черноту отвесной шахты. Прислушался — снизу доносился легкий металлический гул — тот, кто пришел раньше, спустился с лестницы. Вдохновленный азартом погони, Филя нырнул в дыру и начал осторожно сползать вниз, жалея, что забыл в машине перчатки — ледяные скобы жгли ладони. Снизу дохнуло подземельной сыростью, стало светлеть и показалась узкая платформа тоннеля, какие мелькают за стеклом мчащегося вагона метро. Увидел Филя забранные в сетку фонари, тусклый отблеск на рельсах, ожидающий отбытия состав цвета армейского кителя. Странный поезд состоял из двух миниатюрных, как кабинки канатной дороги, вагонов. Только с наглухо закрытыми окнами. Угрожающе загудел пущенный по кабелю ток, стал различим свет в щелях вагона и темная тень метнулась внутри, подобно пойманной птице. Когда состав дрогнул, готовясь к старту, Филя покинул наблюдательную площадку в шахте, перемахнул платформу и вспрыгнул на ступеньку последнего вагона! Таким ловким и отважным он бывал только во сне.

Чернота понеслась навстречу, прорезаемая частыми фонарями — состав мчал в узкий ход тоннеля, похожий на лилипутское метро. Поезд затормозил против ярко освещенного проема в бетонной стене. С его площадки, как с гондолы на ступени дворцовой лестницы, шагнул прибывший пассажир прямо в распахнутую дверь. За дверью уходил в глубину недр коридор с темными деревянными панелями и ковровой дорожкой на паркетном полу. По сторонам привычно-министерского коридора строго светились бра в матовых плафонах. Филя видел спину человека, удалявшуюся в полумрак дальнего перекрестка в сопровождении собственной суетливой тени. Когда спина скрылась за поворотом, Филя спрыгнул с подножки и двинулся вперед по ковровой мягкости, не слыша ничего кроме ударов собственного сердца. Испугаться он пока ещё не успел, загипнотизированный ох, и назойливым же вопросом: Что это? Что это? Да что же это, в конце концов?