Людмила Бояджиева - Пожиратели логоса

— Займись этим… — полковник сжал виски. — Что же им все иностранцы понадобились? Мало своих засранцев? Ломай теперь голову над официальной версией. И так политические отношения не слишком идиллические. Этот Коберн, естественно, голубой?

— Не без того. Но в последние дни придерживался традиционной ориентации. Есть непосредственная свидетельница — переводчица.

— Пригласите.

Капитан удалился. Вскоре в комнате запахло духами и валерьянкой. В пухлое кресло рухнула приятная, но чрезвычайно бледная и заплаканная дама, одетая по банкетному — в строгое и черное.

— Я гипотоник. Ношу линзы от близорукости… В глазах почернело, как увидела мистера Коберна… Вернее, останки… Схватилась за лицо, знаете так судорожно…, сдернула линзу… В общем, ничего не видела… Затараторила она отработанную версию и невпопад всхлипнула: — Господи, как, как это могло произойти?

— А что по вашему мнению, уважаемая Мария Карповна, здесь случилось? Изложите ход событий, — вкрадчивым голосом попросил полковник, пододвигая даме чашку кофе и раздувая ноздри: он жадно ловил запах её духов, именно тех, из-за которых вчера обозвал жену кокоткой.

Дама взяла себя в руки: поправила каштановые волосы, тяжело падающие на плечи, пригубила кофе. К ней возвращались жизненные рефлексы, голос зазвучал вполне уверенно.

— Вручение премий прошло без конфликтов, даже торжественно. Присутствовали ведущие литераторы, критика, пресса… Господин Коберн был так любезен и остроумен… Вообще, все мероприятием остались довольны. Даже те, кто не получил ничего, пили шампанское и шумели громче лауреатов.

— На банкет пришли обиженные классики и обойденные номинанты? уточнил Севан.

— А как же! Еще бы — на халяву. Я все время была возле Хендрика Коберна. Около одиннадцати он шепнул мне, что должен подняться к себе и… посмотрел так, что вроде, я могу понадобиться… Ну, вы понимаете… я одинокая женщина, воспитываю дочь… у мамы катаракта… — Женщина горько всхлипнула.

— Вы хотите сказать, что покойный не имел в Москве гомосексуальных связей? — вернулся к деловому тону полковник.

— Имел… имел вполне нормальную половую жизнь, — она снова зарыдала, комкая и кусая носовой платочек. — Но, говорили, что кое-кто из голубых остался этим недоволен. Ой, они такие ревнивые! Хуже женщин.

— Значит, вы поднялись в люкс Коберна?

— Минут через десять после него… Дверь номера была не заперта. Я обошла комнаты, решила, что мы разминулись и случайно заглянула в туалет… О… О-о.. — Мария Карповна тяжело задышала и зажмурилась. Севан привычно поднес к покрасневшему носику дамы хитрый пластиковый флакончик, запахший нашатырем. Вопросительно посмотрел на измученную женщину и ласково предложил:

— Опишите подробнее, что вы видели в санузле?

— Ничего! Я потеряла линзы… минус шесть с половиной — страшная близорукость…

— Умница. Именно это вы должны говорить любому другому лицу, кроме находящихся здесь, — Очин окинул брезгливым взглядом непонятливую даму, слившуюся в его воображении с исковерканным трупом. — Но никакие другие лица вас об это не спросят. Ясно?

— Кто-то засунул Хендрика головой в унитаз и утопил его! И… и я думаю, он был изнасилован. Противоестественным образом… С каким-то изуверски смыслом! Но я совсем ничего не поняла! Кажется, отключилась… проговорила несчастная, опасливо поглядывая на хмурых мужчин.

— Уважаемая! Выпили на банкете, отключились — и отлично! Будете спать спокойно, — невесело улыбнулся капитан — Благодарю, ваши показания очень помогли нам.

— Повторяю для ясности, — вмешался Очин. — Вы понимаете, что дело может вылиться в международный скандал. Учтите, утечка информации совершенно невозможна в ваших же интересах. С кем живете?

— Мама гостит у сестры в Воронеже. Дочке четырнадцать. Она уже спит. Музыкальная школа, синхронное плаванье. Ксюша в группе почти самая способная.

— Вот и переключитесь на позитивные эмоции. Мы постараемся оградить вас от следственной волокиты, — Пахайло проводил даму и, закрыв за ней дверь, доложил: — Трошин ждет.

— Пригласите, — кивнул Севан. Даже в мягком свете торшера вырисовывалась особая стать агента — вполне голливудская, несколько кавказская и при этом не режущая глаза броскостью. Спортивный корректный брюнет лет сорока с бархатистым, насмешливым от усталости голосом, держался в тени, вид имел иронический и ненавязчивый. Как Грегори Пэк в «Римских каникулах». Сейчас он взял на себя начальственные полномочия, поскольку ожидавший под дверью Трошин был привлечен к секретному расследованию по его инициативе.

Вошел длинноволосый, долговязый, тощий, взволнованный происшествием гражданин из породы вечных студентов, скромный, но с явно выраженной активной жизненной позицией. Переполнявшие его эмоции были готовы вылиться в позитивную помощь следствию. Глубокие глаза, близко посаженные у переносья крупного с горбинкой носа, смотрели по-птичьи встревожено из-за стекол старушечьих очков, в которых добрые бабушки заливают в ротик малюткам спасительный «Панадол». Светлый воротничок сорочки, выпущенный из-под круглого ворота, свидетельствовал о желании владельца потертых джинсов и разбухших от влаги ботинок выглядеть если и не совершенно официально, то хотя бы достойно. Одернув и без того растянутый рябой меланжевый свитер, «студент» потоптался у двери и все ещё раз отметили, что он удивительно похож на Высокого блондина в черном ботинке. Причем, соматическое сходство, как это часто бывает, предопределило общность мимики, интонации, жестов российского гражданина с любимым в стране Советов французским актером.

— Садитесь, Теофил Андреевич, — Севан предложил лохматому кресло напротив. — Вот уже второй раз мы привлекаем вас в качестве нетрадиционного эксперта.

— В данном случае скорее позавидуешь слепцу, — смиренно, но с достоинством заметил тощий, — Ради Бога, если это возможно, избавьте от подобных испытаний… Я могу проконсультировать на расстоянии, по фотографии. У меня чрезвычайно тонкий механизм восприятия. Негативные впечатления его подавляют. Шарашат, знаете, как отбойным молотком по швейцарским часам… — Выпалив заготовленную ноту протеста, он горестно обхватил голову руками и сник — очки свалились, повиснув на шнурке. Глаза ясновидящего оказались испуганными и удивленными, как у потерявшегося ребенка.

— «В феврале на заре я копаюсь в золе. В феврале на холодной заре…» * (Здесь и далее помеченные звездочкой строки принадлежат Тимуру Кибирову) — пробубнил чуть слышно опечаленный специалист по мистическому.

— Успокойтесь, — Севан протянул сигареты, Трошин попытался закурить, ломая спички дрожащими пальцами. Севан поднес огонек зажигалки, сделав затяжку, лохматый закашлялся: