Улья Нова - У нас будет ребёнок! (сборник)

– Как Маша? – спросила.

– Да вот, все хорошо, – ответила бабушка.

– Зла на меня не держите, Степановна, – тихо попросила.

– Бог простит…

С тем и разошлись.

Ребята с радиотехнического устроили танцы прямо на асфальтированном пятачке возле общаги. Был май, студенты, ошалевшие от весны, экзаменов и водки, плотной толпой взбивали ногами уже теплую пыль.

Валерка вышел на меня из темноты, широко расставив руки. Пьяный. А мне было все равно.

Мои друзья прозвали его Испанским летчиком, Валерка часто рассказывал одну и ту же историю, вычитанную им в какой-то книге, там главным героем выступал этот самый летчик. Валерка каждый раз приукрашивал свой рассказ новыми подробностями, слушатели вежливо молчали, но однажды монолог слишком затянулся, и слушатели покинули комнату в студенческом общежитии, недоуменно пожимая плечами.

– Машка, зачем тебе этот Испанский летчик? Ты замуж хочешь? Гнездышко свить? Так ты посмотри на него, какой он муж! Он же идиот! Послушай, давай мы найдем тебе мужа, а? Хочешь?

Я мучилась от этих разговоров, отнекивалась, отшучивалась. Мне действительно надо было замуж и срочно. Мать, приехавшая на похороны деда, устроила истерику. Она требовала немедленного замужества.

– У тебя остался последний год! Закончишь институт. Пойдешь на завод, а там сразу какой-нибудь женатый объявится!

– Мама!

– Молчи! Я знаю! Будешь всю жизнь в любовницах!

– Мама!

– Что, мама, что?! И этот твой Вадик опять тебе звонит. Свяжешься с этим подонком, он тебя и нас в могилу загонит!

– Он мне не звонит!

– Молчи! Мне бабушка все рассказала!

– Так ведь это бабушка с ним разговаривала, не я. Мы не общаемся.

Мать плакала, шумно хлюпая носом, голос дрожал и срывался на крик.

– В общем так: если замуж не выйдешь, к нам с отцом можешь больше не приезжать!

– Ты хочешь, чтобы я вышла замуж? – Я боялась этих ее слез, я боялась ее слов, ее страха, доходящего до ненависти.

– Да, хочу!

– Все равно за кого? – уточнила я.

– Все равно!

– Хорошо.

Валерка был первым после того ночного разговора, кто сам пришел с распростертыми объятьями – жениться. Мы были знакомы чуть больше двух месяцев.

Валерка спился быстро. Два года я жила с ним, сама не знаю зачем. Все никак не решалась уйти. С самого первого дня нашей свадьбы, когда, проснувшись утром в теткиной квартире, я лежала на старом, еще дедовом диване и, глядя в потолок, решала, что лучше: сбежать в никуда или прыгнуть с балкона; с самого первого дня я знала, что загнала себя в угол, и биться мне теперь в этом углу, как пойманной в паутину мухе. Паутина была липкой, густой и привязчивой, а паук в моей голове шептал: «Куда ты пойдешь? Кому ты нужна? Сиди и радуйся, что хоть кто-то взял!» Я пыталась, но радости не было.

Был завод и проходная с 8 до 16:30. Было тупое переписывание бумаг: цифры из одного гроссбуха переносились в другой. Были бесконечные общаги и бессмысленные собрания и субботники. По вечерам приходили друзья, те, кто еще оставался. Мы играли в преферанс до одури, пили водку и говорили ни о чем.

Его родители жили у самого Азовского моря, в Мариуполе. Мы ездили туда, но море почему-то я видела только из окна вагона. Оно было свинцово-серым, ненастоящим: мелькнет куском тусклого стекла, затянутого рябью, и исчезнет, словно его и нет.

Я стала такой же лениво-тусклой, и мои прежние сокурсники не узнавали меня при встрече.

– Валера, нам надо разойтись, – равнодушно говорила я ему иногда, – это бессмысленно…

Он пугался и грозил, что прыгнет в чан с негашеной известью или сделает еще что-нибудь такое же ужасное, и это будет на моей совести…

– Но ведь это шантаж, – устало говорила я и оставалась.

Я очень боялась забеременеть от моего мужа Валерки. И если бы это случилось, наверное, пошла бы на аборт, но…

Как-то осенним теплым днем, в конце сентября, я ехала в городском автобусе, таком же желтом, как листопад. Я стояла на задней площадке, жмурилась на нежаркие солнечные лучи, запутавшиеся в ветках деревьев, лучи пронизывали автобус сквозь немыслимо прозрачные стекла, ласкали мне щеки. Я вдыхала проникающий в салон запах дыма от сжигаемых листьев, и думала я о чем-то приятном и тихом, как этот золотой день, и подставляла лицо мелькающим блесткам солнца.

– Мама! – позвал меня детский голос. И голос этот был внутри меня, но и как бы вне. Я подняла голову – и тут автобус повернул, предоставив моему взору бескрайнее голубое небо.

С того дня я знала, что у меня уже есть ребенок и что он хочет быть здесь, со мной, в этом мире.

Через месяц я забеременела. Да, от того самого бестолкового и ненужного мужа Валерки.

Теперь каждый день я смотрела на свой растущий живот и думала, что же будет. Сны, переставшие посещать меня вовсе, возобновились. Я видела себя голую в огромном ангаре, где с потолка тонкой струйкой текла вода из невесть откуда взявшегося душа. А мне просто необходимо было помыться, и люди ходили вокруг, разглядывая меня или пряча глаза. Потом я видела мужа. Он наклонялся к детской кроватке, покачиваясь на нетвердых ногах, доставал ребенка, завернутого в розовую пеленку, держал его неловко, казалось, вот-вот уронит, и край пеленки, размотавшись, покачивался розовым лоскутом вслед за пьяным мужчиной.

– Нет! Нет, нет! – кричала я. – Оставь, пожалуйста! – И просыпалась с гулко бухающим сердцем.

К тому моменту я уже как два года была замужем, формальности соблюдены, у ребенка будет официальный отец и все такое… Мне было двадцать пять, давно пора стать матерью. Я затаилась. Моя умершая дочь, отказавшаяся от меня, пугала повторением случившегося. Я чувствовала себя виноватой.

Я отдалась в руки врачей, я выполняла все предписания, ложилась на сохранение, но это все – внешне. Внутри себя я знала, что он хочет жить, и я его ждала.

Перепуганные врачи поторопились со сроками: как бы чего не вышло… По мнению медиков, я должна была родить второго июля, поэтому меня держали в родильном отделении и всеми допустимыми средствами вызывали у меня родовую деятельность. Деятельность при этом не развивалась, просто ни в какую! Еще бы, я ведь тоже считать умею, так вот, по моим подсчетам, рожать я должна была шестнадцатого. Я как-то заикнулась про свои сроки, но на меня замахали руками: молчи, мол, без тебя все знаем, у нас данные УЗИ и все такое. Я и замолчала. Пусть делают то, что считают нужным.

И все-таки, если вспоминать о моем никчемном и унылом браке, то и плюс в нем нашелся. Осознание того, что у меня есть законный муж, как-то так успокаивало, что ли… Все, как у людей; вон он, каждый день под окнами, ну, или почти каждый. Приносит вареную курицу, фрукты, бульон в термосе. Да это и не важно, что приносит. Другим тоже приносят, важно, что он есть!