Иштван Сабо - Рассказы

Иштван Сабо вписал короткую, но яркую страницу в историю новейшей венгерской литературы. Выходец из крестьянской семьи, более двадцати лет он прожил в родных краях — маленькой горной деревушке на северном побережье Балатона, занимаясь, как его отец и деды, земледелием, — ему была по плечу любая работа, которой требует от крестьянина земля. В начале 50-х годов перебирается в город, три года учится на философском факультете Будапештского университета, затем работает библиотекарем. Литературный талант И. Сабо проявился рано, его рассказы публикуются в печати с конца 40-х годов, а в 1956 году выходит первый сборник его рассказов «Бунтарь», отображающих исторические преобразования крестьянской жизни и написанных в традициях венгерского критического реализма. При жизни писателя были изданы еще два сборника его рассказов («Волшебный сад», 1963, и «Не оглядывайся назад», 1972), и лишь в посмертных публикациях творческое наследие И. Сабо было донесено до читателя в полном виде.

Жизнь этого писателя не богата внешними событиями — точно так же, как его рассказы не отличаются ярким, захватывающим сюжетом; заполненная глубокими драматическими внутренними переживаниями, она несет на себе четкий отпечаток тех больших исторических перемен, которые происходили в стране после освобождения — гигантского социального преобразования, неизбежно сопровождающегося ломкой общественного сознания. Крестьянский парень, так стремившийся к знаниям, культуре, переселившись в город, оказывается не в состоянии перерезать духовную пуповину, связывающую его с привычной крестьянской средой. В то же время и возвращение к прошлому — наездами в родное село или путешествиями, совершаемыми памятью, — открывает перед ним картину, не столь идиллическую и озаренную детски светлым восприятием мира. Подобное душевное состояние, некую раздвоенность сознания сам писатель сформулировал как проблему «уже нет» и «еще нет», подчеркивая, что в истоках этой двойственности лежит глубокий социально-исторический конфликт: незавершенная перестройка крестьянского уклада жизни, когда бурный рост социальных преобразований сопровождается болезненной ломкой укоренившихся представлений и формированием нового сознания — процессом долгим и кропотливым.

В критике, зачастую стремящейся навешивать ярлыки, И. Сабо одно время рассматривался как мастер крестьянского бытописательства. Что ж, бесспорно: крестьянский уклад жизни — его родная стихия. Писатель знает его глубоко, изнутри. Однако для читателя гораздо важнее, что этот мир Сабо изображает не патриархальным, не застывшим, не безжизненно статичным. Писатель чутко и верно улавливает те перемены, которые происходят в жизни венгерского села, венгерского крестьянства, его психологии, черпая здесь темы своих произведений. Как трудно крестьянину примириться с мыслью о том, что клочок земли, политый кровавым потом его многолетних трудов, вдруг перестает принадлежать только ему одному и переходит в общественную собственность! Тут проклянешь и сына родного, который с такой готовностью разбрасывается своим имуществом и даже находит какую-то непостижимую радость в новой форме хозяйствования («Плоды первого урожая»). Замученная непосильной работой и лишениями крестьянка готова загнать себя в гроб, сколачивая гроши; веяние новых времен уже почувствовано ею, однако, верная своему стремлению к накопительству, она ухватывает из новой действительности лишь то, что отвечает исконной крестьянской психологии: стабилизацию форинта («Бог смотрит в другую сторону»).

Впрочем, упорное стремление трудиться до седьмого пота свойственно не только героине этого рассказа — ведь это основа крестьянского существования.

Медленно, постепенно избавляется крестьянство от вековых предрассудков, и подчас заметить сдвиги в его психологии способен только свой человек недавний выходец из этой среды, вроде Фабиана, героя ряда рассказов И. Сабо (во многом автобиографических). Фабиан понимает, что в церковь его односельчан теперь уже гонит не вера в бога, а укоренившаяся привычка встречаться здесь по воскресеньям и в праздничной обстановке обсуждать свое житье-бытье. Но как объяснить это невесте — городской девушке с современными замашками, дымящей сигаретой на глазах у всего села и ни за что не желающей идти к обедне? («Воскресная обедня»). «Все, как прежде» — несколько иронично назвал автор один из ключевых рассказов этого цикла (уже публиковавшийся на русском языке), где перед читателем вырисовывается ясная картина: в самой жизни венгерского крестьянства и во взглядах на жизнь произошли большие, необратимые перемены, все отнюдь не осталось «как прежде».

Действие рассказов И. Сабо по большей части протекает на крохотном клочке земного пространства — в прибалатонском селе Алшочери. Однако силой своего писательского таланта Сабо расширяет этот узкий мирок до масштабов общечеловеческих. Не случайно наибольшее признание читателей и критики снискали рассказы, вводящие в мир детства — отнюдь не безмятежную и все же щемяще-сладостную пору человеческой жизни. Как истинный художник, он находит новые краски и средства, чтобы достоверно передать переживания детской души, не менее богатые и глубокие, чем у взрослого человека. Ясным солнечным днем, среди живописных просторов балатонского прибрежья маленький Янчи Чанаки вдруг испытывает нестерпимую тоску, заставляющую его уйти из дома «куда глаза глядят». Деликатное вмешательство взрослого человека, который постарался понять сложные чувства ребенка, оставило в душе мальчика неизгладимый след на всю жизнь, запечатлевшийся как «то памятное утро». Невольно вспоминается рассказ Ю. Казакова «Во сне ты горько плакал», где так же тонко подмечен процесс зарождения самостоятельной человеческой личности: ребенок переживает какое-то ему одному понятное внутреннее потрясение, он не может и не хочет делиться со взрослыми, даже самыми близкими людьми, и эта его отстраненность чувств отныне сохранится в нем навсегда… А как трудно справляться маленькому человеку со своими переживаниями в одиночку, если взрослые не только не приходят на помощь, но собственным упорством, эгоизмом, нежеланием понять ребенка болезненно ранят его! «Малыш Сабо», ставший впоследствии известным писателем, незаживающей раной пронес через всю жизнь горечь обиды, нанесенной ему в детстве, когда его родитель, стыдясь своего позднего отцовства, прилюдно отрекся от собственного сына («Давнее воскресенье»). Ну а если родная мать, не слушая оправданий, обвиняет сынишку в краже каштанов из чужого сада — каково пережить такую несправедливость?! Можно, конечно, попытаться найти утешение в мечтах, в мире фантазии — в особенности если начитался ковбойских романов и весь находишься под впечатлением необычайной ловкости и находчивости неуязвимого Джека из Аризоны.