Владимир Гурвич - Гарем

Ксения вернулась минут через двадцать. Она села на стул на некотором удалении от больного из опасения заразиться. Смуров заметил, что она по-возможности избегала тактильного с ним контакта.

— Принеси запить таблетки, — попросил он.

Ксения сбегала на кухню и вернулась со стаканом воды.

— Как у тебя дела? — спросил Смуров, приняв лекарства. — По какому случаю вечеринка?

— Ой, ты же не знаешь, я уезжаю завтра на съемки.

— Надолго?

— Недели на две. А вообще, как получится. Антон говорит, что можем подзадержаться. Мало ли что.

То, что он болеет, не остановит ее отъезд, подумал Смуров. Впрочем, с его стороны было бы слишком эгоистично требовать от нее такой жертвы.

— Желаю тебе успеха, — проговорил он.

— Какой ты у меня, Папусик, хороший, — обрадовалась Ксения. — Ну, я пойду, а то меня ребята ждут.

— Иди. Как приедешь, звони.

— Выздоравливай, — пожелала ему Ксения и почти бросилась к выходу.

Она боялась, что он ее заставит остаться с ним, мелькнула у него в голове. Вот потому и умчалась, как можно скорей.

Теперь очередь Кати, решил он, посмотрим, как она отреагирует на его болезнь.

Смуров набрал номер ее телефона.

— Дмитрий Борисович, здравствуйте, а я сама хотела вам сейчас позвонить.

— Я тебя опередил.

— У вас голос какой-то странный, хриплый. С вами все в порядке?

— Я сильно заболел, у меня высокая температура.

— Ой, какая жалость! — воскликнула Шипова. — За вами кто-нибудь ухаживает?

— Ты же знаешь, я живу один, ухаживать некому. Целый день ничего не ел, — пожаловался Смуров.

В трубке возникло молчание.

— Совсем ничего не ели? — услышал он ее вопрос.

— Совсем, Катенька. Нет сил готовить. Весь день лежу.

— Дмитрий Борисович, я бы приехала, но никак не могу. Еду в аэропорт, у меня мама тоже заболела. Лежит в больнице. Сегодня утром позвонила, попросила приехать.

— Езжай к маме, она важней.

— Не говорите так, Дмитрий Борисович, я бы непременно вам что-нибудь сготовила. Да и все остальное тоже…

— Не думай об этом, я найду, кто обо мне позаботится. Приедешь в Саянск, сообщи, как там мама. Она очень хорошая женщина.

— Выздоравливайте, Дмитрий Борисович, я буду за вас волноваться.

По крайней мере, она хотела ему помочь, но мать для нее важней, размышлял Смуров, смотря в потолок. По-другому она и не могла поступить. Так что никаких претензий он предъявлять к ней не имеет морального право. Кто знает, в каком состоянии эта женщина, вдруг это последняя встреча матери с дочерью. Так что пусть Катя летит к себе домой, и чтобы у нее все было бы хорошо.

Смуров снова взялся за телефон. Почему-то ему не хотелось звонить Надежде, хотя причина этого нежелания была ему до конца не понятна. В том, что он делает, есть что-то не совсем честное, никто не наделял его полномочиями устраивать проверку любовницам. Хотя он в действительности нуждается в помощи. Или все же сам справится?

Смуров попытался встать, но сразу перед глазами все поплыло. И чтобы не упасть, снова лег в кровать. Да, ему срочно нужна помощь, иначе он умрет с голода. Желудок просто бурлит от негодования, требуя поскорее насытить его пищей. Сам же ее приготовить не в состоянии. Значит, у него есть все основания звонить Наде.

— Дима, это ты? — Голос женщины звучал немного удивленно. Смуров понимал, почему: сегодня они не должны были встречаться, а потому звонок был для нее неожиданен.

— Да, я, Надя, — подтвердил Смуров.

— Что-то случилось?

— Я заболел.

— Сильно?

— Высокая температура, горло и голова болит, насморк, — стал перечислять он симптомы.

— Ты лечишься?

— Да, принимаю лекарства.

— А ешь?

— С этим хуже, не хватает сил приготовить.

В трубке возникла довольно длительная пауза.

— Жди, я приеду и тебя накормлю.

— Спасибо, родная.

Хоть кто-то о нем позаботится, подумал Смуров. Он почувствовал даже облегчение, мысль о том, что его любовницам нет до него дела, заставляла его переживать.

Незаметно для себя Смуров уснул. Пробудил его звонок в дверь. Собрав силы, он пошел открывать.

— Ты ужасно выглядишь, — констатировала Надя. — Даже похудел, словно только что из концлагеря. Ложись, будем тебя кормить и лечить.

Смуров покорно лег. Ему вдруг стало спокойней, напряжение ослабло. Пожалуй, в эти часы он слишком нервничал.

Их кухни доносились аппетитные запахи, и желудок Смурова, длительное время лишенный пищи, буквально сжимался от нетерпения. Давно он не хотел так есть. Чтобы он делал, если бы не приехала Надя?

Шестакова появилась в комнате, неся в руках поднос. Она села на кровать и поставила его ему на колени.

— Ешь, — сказала она.

Смуров ел и чувствовал, как возвращаются к нему силы. Конечно, болезнь еще не отступила, но она уже не была такой всеобъемлющей, уже не целиком владели его телом. И, кажется, Надежда это ощутила.

— Тебе лучше? — спросила она.

— Действительно, стало лучше, — подтвердил он. — Уж точно появились силы. А то я и вставать не мог, сразу же возникала слабость.

— Как ты так умудрился заболеть?

Смуров несколько мгновений молчал. Он никак не мог решиться рассказать своей спасительнице, как все было на самом деле.

— Даже не знаю, все случилось неожиданно. Вдруг почувствовал себя плохо. Приехал домой и упал без сил. Надя, я тебя не оторвал от дел?

— Нет, я уже была дома.

— Отдыхала?

— Да. Был тяжелый день.

— Мне так неудобно, что я заставил тебя ехать ко мне.

— Не говори глупости, Дима. Если бы я заболела, ты же тоже приехал?

— Без всякого сомнения.

— Вот и я так поступила. А разве можно по-другому?

— Бывает и по-другому, — немного неопределенно ответил Смуров. — Не все хотят жертвовать своими делами или отдыхом ради кого-то.

— Может, так оно и есть, но я как-то всегда понимала, как следует поступать в таких случаях. Есть вещи, в которых я не сомневаюсь.

— Это я в тебе очень ценю, Надя. Какие у тебя планы?

— Если не прогонишь, останусь у тебя ночевать. Кто тебя утром покормит. А уж потом, извини, поеду на работу. А что будет дальше, зависит от твоего самочувствия.

Смуров посмотрел на Надежду и вдруг из его глаз покатились слезы. Он совершенно не ожидал, что так разволнуется, но и сдержать себя не мог.

— Что с тобой? — даже удивилась она.

— Внезапно накатило. Знаешь, когда я тут лежал больной, я вдруг почувствовал себя очень одиноким, никому не нужным, как проколотый мяч. Стали лезть всякие страшные мысли.

— Это все от болезни. Когда я болею, тоже часто думаю о неприятных вещах. Но потом проходит. Так что не придавай этому слишком большого значения.

— А у меня эти мысли уже прошли.

— Вот и прекрасно, а сейчас давай спать. Я просто валюсь с ног.

— Конечно. Где у меня постельное белье, ты знаешь.