Владимир Чивилихин - Про Клаву Иванову. Елки-моталки. Над уровнем моря

- Давай! - сказал больной, когда его стали засовывать за мое сиденье.

- Не больно, Вить? А, Виктор? - спрашивал Симагин. - Витек, больно?

- Давай, - простонал больной.

- От вертолета! - скомандовал я, и они побежали под деревья.

Только спокойно! Я в последний раз приоткрыл дверцу кабины, кинул на траву мятую пачку "Памира" с остатками сигарет, включил двигатель, завис. Плохо. Один я легко держался на шаге десять, а тут было уже почти одиннадцать, предел. Коррекция! Сейчас беру максимальный шаг-газ. Хвостовой винт! Удержать машину от разворота, не врубиться в лес. Пошел. Больше одиннадцати не возьму, а то перезатяжелюсь. По-пиже, чтоб скорость набрать, пониже! Что же это мы сучья не подрубили?.. Я почувствовал, как у меня вспотели глаза. Сорок километров? Трясучий режим прошли над пнями, и я понял, что братуха-двигатель меня не подвел.

Выскочили! Обрывное место ущелья, стены. Я скользнул вниз, к Тушкему. Надо набрать скорости и напрямую, через хребет - с высоты о себе дам знать по радио, и бензин сэкономлю на снижении. Выше, выше! Командир хорошо говорит:

"Кто к земле жмется, тот раньше срока ею рот набьет". Черт возьми, как ломит голову!..

А уже вечер. Сейчас перевалю гольцы и увижу озеро. Надо срочно объявиться. "Закваска", наш аэродром, за горами и, конечно, не услышит меня, хотя они уже давно там посходили

с ума. Руководитель полетов каждые полчаса просит вызвать мой борт, да только без толку. Нагорит мне сразу за все. С командиров звена снимут, это уж наверняка, но главное - инспектор привяжется. Буду говорить все, как было, его не проведешь. И хорошо еще, что Клара моя не знает подробностей, а то бы извелась совсем. Хорошая она у меня, проверенная на всех режимах...

Услышит ли меня родная "Закваска"? В прошлом году ее звали "Забиякой", а еще раньше "Занозой" и "Залеткой", но все знают об этих изменениях - и в Кемерове, и в Новокузнецке, и Томске. Может, какой-нибудь далекий братуха с воздуха меня случайно засечет? Начал передавать для всех и "Закваски": "Я борт 17807, вылетел с площадки на реке Тушкем, направляюсь в Беле. На борту тяжелобольной. Посадка в Беле". А зря я, пожалуй, слил столько бензина. Мог бы вернуться и сбросить братухам хлебушка...

Озеро? Оно. Над Алтын-Ту темнеет, и клубится уже там. Гроза. "Закваска, я борт 17807. На борту в тяжелом состоянии больной. Посадка в Беле. Посадка в Беле".

11.ГЕННАДИЙ ЯСЮЧЕНЯ, ТРАКТОРИСТ

На целине мы бедовали из-за воды, нам конями ее возили, а это место совсем рядом, но льет серед лета, как в осень на Полесье. Огороды заболотило, бульба вымокнет, и помидоров николи не дождешься.

Первый день без великого дождя, это когда я прибыл с трактором на Белю. Тут сразу были знакомства. Одно хорошее, а другое так, не сказал бы. Ладно, ты по ветру летаешь, я по земле ползаю, но зачем фанабериться, гонор вперед себя пускать? Вертолетный пилот хоть и помог по-простому нам бервя-по скатить, но за километр видно, что воздушный механизатор не может знаться с земляным. Ну, я его купил. Сделал так, чтобы он принял меня, за кого хотел. Он и не заметил, что я его купляю, но радист ситуацию сразу раскусил, все смотрел на меня да моргал.

С этим радистом я на добром сустрелся. "Лесоруб" причалил, и тут он. Я и сам бы трактор спустил, только радист не позволил. Скатили с горы бервяно, мосток смастерили, и я был рад, что в первый час сустрелся с человеком, который сам допомог мне да поговорил по-хорошему со мною, хоть он и мо-лодейши. Думал я на такое приятельство ответить, толькп не вышло. В поселке взял поллитру, но летчику нельзя, а радист пьет одно какое-то сухое вино, и если ею нема, то ничего

пить не может. Такого алкоголика, каб таблеточное вино пил, я еще не бачил.

А мне треба с кем-нибудь тут познакомиться, а то я сильно переживаю все свое и этот переезд. И если кто скажет, что я дал деру с целины, то брехня это будет. Я кинул там беду и сюда ее привез. Та беда, что я в зерносовхозе сам себя малым дптем перед людьми показал, - половина беды, а вся беда, что людям перестал верить., Почалося это от моего характера и от норову моей бывшей жонки Валентины Ясючени, в девках Коваленковой. Но и люди, я думаю, за такие ситуации должны отвечать, иметь на тяжелые эти случаи один общий характер и одинаковые действа.

Много известно, когда молодые сходятся и расходятся, а потом каждый доказывает свое. Он себя оправдывает, а ее ви-новатит, или, наоборот, она его. Клянут тот час, когда встретились, хотят сделать больше шкоды один другому, и что не делают пли не говорят, все на плохое, и каждый у каждого как костка в горле. Он потом топит свое горе в водцы, а она - в слезах, и все еще оттого, что есть люди, которые другим ради своего удовольствия семейную жизнь разбивают, рады посмеяться и навести смуток, по все им сходит, как бы так и потребно. А горш всего, что осирочиваются дети, у каких нема еще понятия и какие ни в чем пакуль не виноватые.

Оженился я на своей Вале, когда приехал в отпуск. Село паше полесское стоит на меже с Украиной, в нем все перемешалися, потому что наши хлопцы век брали ихних дивчин, а ихние наших. И вот меня и моих братов с жонкампи запросила до себя Валина тетка сустречать Новый год. Тут нас и сосватали. Я подумал, мне пора, и девка хорошая на вид, как все Коваленки. Мы расписалися в сельсовете, и пять суток шла свадьба, притом без случаев, какие бывают на свадьбах.

И я мечтал, заживем с Валей без сварки, как люди, а она будет гонориться моим авторитетом на целине, потому что меня уважали ребята и администрация за мою работу и опыт. Валя сказала, что согласна, если будут па Алтае трудности, и я ехал веселый, но все мои мечты вышли наоборот, и я понял, что теща дочку хвалила, пакуль с рук не сбыла.

Мы приехали как раз перед весной. Жить нас позвал к себе мой друг Сергей Лапшин. В зерносовхоз мы с ним приехали разом. До службы он рубал уголь и получал больше, чем поверхностный инженер, но поехал за компанию со мной на це-лину и сел на трактор. Я его учил, и жили мы с ним, как с братом. Где там! С другим братом так не живешь. Пришлют ему с Донбасса посылку, он без меня не съест, и я таксама без него. Работали мы - даже гимнастерки хрустели от поту, и часто рассуждали, когда оженимся, и наши жонки будут свариться из-за чего-нибудь, на нас с ним это не должно сказываться. Он справился раней меня, взял Марту Крейсместер с нашего зерносовхоза, дом поставил. Жили они вельми дружно, хотя из-за дома ничего еще не нажили.

Наша бригада работала за двадцать километров от центральной усадьбы. Мы с Сергеем ездили туда очищать жилевые помещения да выкапывать технику из-под снега. Работа не тяжкая, но все равно уморишься за день. А вернемся, моя Валя ходит губы надувши. Посварилась с Мартой за какую-нибудь кружку, а на мне зло спогоняет. Голос у нее был звонкий, аж уши режет, и невольно выходишь, каб она тем часом замолчала, только Валя, наоборот, с новой злостью давала мне прикурить, зачем вышел.