Владимир Чивилихин - Про Клаву Иванову. Елки-моталки. Над уровнем моря

Родион рубил длинные ветки с молодым листом, а Пина раскладывала их по полосе. Она совсем не волновалась, потому что работа началась, и Родион спокойно так, сноровисто и красиво снимал кору с гладких крепких березок. Он просекал бересту топором, и она будто сама сходила широким белым листом.

Тушить пока было нечего. Наоборот, начали запаливать. Береста хорошо пошла в дело. Родион сгребал ногами лесной хлам под елочки, поджигал его, и скоро совсем стало светло. Пина помогала, как могла, растаскивая огонь вдоль полосы на берестяных факелах. Загоралось плохо. Все же дымно было, и пламя задыхалось. У Родиона как-то лучше выходило, его костры быстро пронзали дым искрой и огнем, сами начинали подсасывать воздух и шуметь, трещать, как там, за подлеском, на главном огневом рубеже.

Пина все еще не могла освободиться от сна, войти в эту дымную, душную явь. Родион то и дело исчезал в горящем лесу, метался в зыбком, неспокойном дыму, и там тоже загоралось. Он выпрыгивал оттуда, прикладывался к земле, чтоб глотнуть воздуха посвежей, и тут же вскакивал, бежал по полосе, озаряемый красным огнем, а большая тень его на стене живого леса множилась, образуя целую толпу.

Вал подошел буднично и страшно. Горели земля и лес, и в самом воздухе метался огонь. А когда хватало снизу кроны елей и несчетные хвоинки обращались вдруг в гудящее пламя, Пина невольно подавалась назад, в живые кусты. Счастье, что не было стороннего ветра, но пожар жил своим - дым взмешивало и крутило на полосе, а пламя рвалось вверх. Подсушенный со всех сторон остаток леса погибал под свирепеющим огнем трагично и просто.

На полосе стало жарко, даже одежда жгла, и казалось, что она вот-вот вспыхнет. Огонь то в одном, то в другом месте уже перекидывало через полосу, и его надо было гасить. Родион обметывал ветками пламя, топтал сапогами искры, а то хватал руками какую-нибудь стрельнувшую в живой лес пылающую головешку и швырял ее назад, в огненное озеро. Отжиг, что успели сделать, все же помог: низом не могло пройти много огня, а занимающийся верх быстро погасал без поддержки.

Пина тоже бегала и топталась в огне и дыму, хватала с полосы поникшие уже ветки, чтобы смахивать ими пламя.

- Шуруем? - вдруг послышался рядом выкрик. - Не бойся! Это ж мы...

Из дыма выскочили двое, должно быть, дежурные парашютисты, которые держали левый фланг, - Копытин, парторг отделения, и один из Иванов. Они были черны, только зубы блестели, и Пина обрадовалась поддержке.

- Вода есть? - хрипло спросил Копытин, часто дыша и облизывая губы.

- У Родиона! - Пина бросилась по полосе - метрах в двадцати перекинуло шапку огня.

Сбила, затоптала, присела к земле вдохнуть поглубже воздуху, и у нее поплыло перед глазами красное пламя, а голову совсем разломило.

- На мою территорию забралась, - послышался голос Бирюзова. Агриппина, слышь?

Вот появился Родион подле, крепко взял Пину, повел. Пожарище дымило еще и потрескивало, но там, в черноте, вспыхивало уже немощно, слабо. Неужели остановили? Родионова рука обнимала ее всю, будто несла, а Пина, закрыв глаза, переставляла свои ватные ноги, и это все было снова как во сне...

Она очнулась в зеленом прохладном лесу. Светало, воздух был упоительно свежим, только росы почему-то не видно на кустах и траве. Пожара тоже будто бы не было, лишь от комбинезона пахло дымом. Пина почувствовала, что не одна тут. Подняла голову и увидела две спины - Родиона и Саньки Бирюзова. Парни сидели на мшистой колодине, курили, оглядывали светлеющее небо, чуть слышно разговаривали.

- А работный пожар достался, язви его совсем! - сказал Санька.

- Один на один не похож, - послышался глуховатый голос Родиона.

- Хоть бы дожди скорей! Платоныч толкует, что сегодня же надо на новое дело: долина где-то занялась...

- Что ж, полетим, елки-моталки. Сесть можно?

- Говорит, сядем. Река там, и он присмотрел отмель подходящую.

- Кто-кто, а Платоныч-то уж присмотрит...

- И "туников" тащить? - спросил Бирюзов.

- Надо, Саня.

- Да я ничего. Только это ботало. Однако на нем _свет с клином не сошелся_... Гришка-то парень с пользой, да и Баптист ничего, вкалывает.

- Что там за долина, интересно? - протянул Родион.

- Только так, Родя, - решительно сказал Санька. - Давай уж я.

- А я?

- Позже подскочишь. Подежуришь тут, в лесничестве все оформишь, а дома в баню сходи, отоспись - ты же с бюллетеня. Кроме того...

- Что?

- Видно, кончается, Родя, наша армейская и пожарная дружба...

- Почему? - удивился Родион.

- Слепой я, что ли?

- Да погоди ты еще! И неужели, Саня, ты думаешь, что наша дружба так просто порушится?

Санька оглянулся, увидел, что Пина уже смотрит, толкнул в бок Родиона. Они поднялись все, вышли на полосу, обезображенную огнем. Дымило еще, искрило пожарище, даже посверкивало пламя, но было видно, что делу конец. Слева лес почти не пострадал, лишь кое-где черные и рыжие подпалины вклинивались в него. По полосе, спотыкаясь, бродили дежурные десантники, затаптывая последние головешки.

А на стане было сонное царство. Спали кого где свалило. Пина нашла еще в себе силы сходить с Родионом к бочаге и умыться. Потом Родион поставил на костер воду для варева, прилег рядом и заснул. Пина, улыбаясь, вытащила у него из пальцев дымящийся окурок, сняла в шалаше комбинезон и забралась в спальный мешок.

Она не слышала, как наступил день, как пожарники поели и засобирались, как снимали палатку и считали инструмент. Не проснулась она и когда оглушительно затарахтел вертолет, подымая парашютистов. Часа через три, вторым рейсом, увезли остальных, но Пина спала беспробудно. Все еще не в силах стряхнуть с себя дремоту, она удивленно потом оглядывала опустевший стан, где не провела и трех суток, а будто целый месяц прошел.

А Родион, оказывается, уже обед готовит! Сидит у костра, помешивает в котелке ложкой, рассматривает живой лес, в сторону пожарища иногда поглядывает, на солнце. Пина залюбовалась его лицом - то сосредоточенным, то спокойно-удовлетворенным, то веселым, и ей стало хорошо, что Родион вот такой, когда его никто не видит.

- Ты что улыбаешься? - крикнула Пина из шалаша.

- Проснулась? - вздрогнул Родион.

- Нет еще. А что ты улыбаешься?

- Да так, - протянул он, оглядывая лес.

- Понятно.

Они пошли в низинку с ведром. Родион разделся у бочаги до пояса, и Пина лила ему воду меж лопаток, на крепкую шею, в широкие ладони. Брызги летели, и Родион даже кряхтел от удовольствия. Пина тоже поплескала на лицо, однако утренней бодрости не пришло после умыванья. Неужто настолько она переутомилась?

Зато Родион выглядел так, словно не было этой ночи, которую и не захочешь вспоминать, а она сама будет вспоминаться. Что с ним? Родион смеялся над пустяками, хлопотал у котелков, двигался все время и, казалось, вот-вот запоет. Пина улыбалась, наблюдая за парнем, и, как тогда, в городе, меж ними незаметно возникло то понимание, какое только и возникает незаметно. Вот Родион закурил, в который уже раз огляделся.