Владимир Чивилихин - Про Клаву Иванову. Елки-моталки. Над уровнем моря

С деревянной дороги мы начали корячиться в гору, и все круче, круче, так что Жамин, - иными словами, Страшила - вдруг сел на траву и заныл:

- Идите, идите, я посижу. Ноги, чтоб их - трах-тара-рах! - не тащат. Я догоню...

Волосатик вернулся к нему, поднял за подмышки.

- Нет уж, топай, милый, топай! На тебе висит. Дождь кончился, мы около часу шли под солнцем и медленно просыхали. Пора бы к столу! Я хотел уже заскулить, но наша бригада выбралась к Стану - каменному козырьку над рекой Кыгой, под который местные таежники залезают от дождя. Увидели следы большой ночевки - угли, обгорелые палки, сухое сено, пустые консервные банки. Но людей не было. Поорали со скалы во все стороны и услышали только свои далекие голоса. Все пропало - бобик сдох. Иными слонами, прокол.

Волосатик был не в духе. Он заставил всех разуться, чтоб ноги отдохнули, потом быстро сварил котелок густого супу, нарезал сухой колбасы. Все это в момент, одной левой. Жамин жрал жадно, как животное, давился. Волосатик дал ему кусок ливерной колбасы, и она в секунду оказалась тама. Даже конфеты он ел безо всякого выражения на лице. Сидел и жевал, сидел и жевал. Оголодал, видно, парень. Вообще-то я тоже еще чего-нибудь бы употребил, но мне Волосатик ни фига не отвалил. Ноги у меня ныли. Хорошо, хоть посидеть мы решили на Стане.

- Ты первый раз в тайге, Константин? - спросил Волосатик, и я обрадовался, что меня так назвали. - Белку еще не пробовал?

- А что, это здесь входит в мои обязанности?

- Да нет, просто так. Ты не злись. - Он почему-то задумался. - Белка вообще-то съедобная вещь. Вроде курятины.

- Не, я жяб обожяю, - сказал я.

- Тьфу! - плюнул Страшила в пустое пространство.

- Жяреных, - уточнил я.

- Пижон ты, Константин! - засмеялся Волосатик и посмотрел из своих волос на Конструктора. - А как вас, товарищ, зовут?

- Андрей Крыленко. Андрей Петрович.

- А я Симагин, начальник лесоустроительной партии. Попали вы в переплет...

- Немного странно. Но ничего, иду.

- Спасибо. Но как же вы непроверенные сапоги обули на такое дело?

- А вы что? - Конструктор показал свои зубы. - Заметили?

- Новый сапог - хуже нет. А еще далеко до Кынташа... Волосатик забыл, конечно, что хотел нас отсюда вернуть. Он достал из кармана карту, прочертил спичкой загогулину, показал нам, только я даже не захотел смотреть - все равно придется идти дальше.

- Ясно, - сказал Конструктор. - Ближе к месту по корде, а мы идем по дуге. Но где же ваши люди?

- Где-то лазят. Ждать их нельзя, потеряем время. Сейчао мы прямо вверх, на гольцы.

- А что это за тип? - подал я голос. - Ну, который там лежит?

- Мой таксатор. Парень что надо! Он там уже почти но-делю...

- Тогда пошли! - Конструктор поднялся. - В темпе. Волосатик написал какую-то записку; оставил в камнях у костра, потом дал Страшиле новые носки, а в сапог Конструктора залез с ножом и что-то там резанул. Только на меня не обратил внимания, будто у меня все в порядке с кедами. Хоть бы посочурствовал, капитан! Но скоро я понял, что Волосатик прав - у меня была лучшая обувь. Полезли в скалы, и мне прыгалось легко, а резина хорошо держала ногу на камнях. Нет, этот Волосатик соображает! И шагает, как верблюд одногорбый.

Полезли в щели - там росли кусты и было не так круто, как на уступах. Сначала я робко брался за эти жалкие веточки, но они, оказывается, железно сидели в камнях, и на них можно было надеяться. Стало жарко, пить жутко хотелось, но Волосатик еще внизу сказал, что о воде надо пока забыть и думать о том, как бы скорей до Кыги. До какой Кыги? Мы ведь от Кыги поднимаемся? Но я ничего не стал спрашивать, не хотел выглядеть городской соплей.

В разломы лезли поодиночке, чтоб не поймать на кумпол случайного камня. Пот ел глаза, я просто обливался весь, как никогда в жизни не обливался, и неинтересно было смотреть никуда - ни на ту сторону долины, ни вниз, где осталась прохладная Кыга, ни вверх, куда уходила гора. Интересно было мечтать о том, чтоб все это кончилось поскорей, думать о пол-метре колбасы или куске свинокопченостей. И еще приятно было беседовать с Бобом о какой-нибудь бодяге, вроде этой:

"Нет, милый Боб, это не пупыри, а горы, они даже тебя сделали бы сейчас похожим на меня, и всех нас, и это бы надо тебе, Боба".

Когда я настигал Жамина, он оглядывался, жрал меня своими черными буркалами, говорил слова, из которых можно привести какие-то невнятные пробормоты: "Куда бегут? Куда бегут? Сами не знают, куда бегут". Очумел он, что ли? Но вообще Страшила лез отлично, на втором или даже на третьем дыхании, и я тянул за ним, потому что он сам тянул за Волосатиком, который выбирал щели.

На хребет мы вылезли хорошие. Я увидел, что Жамин лежит у ног Волосатика, а тот стряхивает с себя рюкзак и достает из него - милая ты моя маман! - флягу! Мы уселись рядышком, выпили по глотку, Страшила, конечно, два; и сразу стало скучно, потому что вода была вся.

- Жаб, говоришь? - подмигнул мне Волосатик и прикурил от спички. Жареных?

- Ага! - Я опять обрадовался, что он обратился ко мне и подмигнул.-.Это еще что! Мой кореш Боб шинель съел.

- Как это шинель? - отодвинулся от меня Волосатик.

- В суворовском. Они там какую-то тайную клятву дали,

под это дело разрезали шинель на восемьсот кусочков и всем училищем употребили.

- Врешь! - восхитился Волосатик.

- Чтоб мне никогда в жизни не видать родной Можяйки! - поклялся я. Спорим на "американку"!

Волосатик захохотал, и Конструктор тоже показал свои клыки - больше, наверно, оттого, что разобрало Волосатика. А тот запрокинулся назад, выставил бороду и, шевеля мохнатым кадыком, ржал, как сто жеребцов, стонал:

- Ох, пижоны! Ну и пижоны!..

А Страшила смотрел на нас глазами шизика и ничего не понимал. Ясно, что он медленно, но верно балдел. Не глядя на нас, он вдруг встал и пошел, пошел так, что нам пришлось его догонять. Мне эта скорость была совсем ни к чему, потому что я зачем-to отобрал рюкзак у Конструктора. Пока мы сюда корячились, рюкзак потяжелел, и я сдуру сыграл в благородство. Твистовать могу часа два без перерыва, а вот пешком долго не выдерживаю. Пить еще сильнее захотелось - от того несчастного глотка, и от этого проклятого рюкзака, и от солнца, которое тут хоть и заходило иногда на отдых в жидкие тучки, все же было помощнее крымского, где мы с Бобом пляжничали в прошлом году.

Волосатик с Конструктором долго шли сзади, о чем-то говорили. А мне уже все на свете обрыдло. Но когда Волосатик обогнал меня, то даже не оглянулся, потянул коренником. Мы шли напрямик - по камням, траве и цапучим зарослям. Не понимаю, как я дожил до вечера. И еще меньше понимаю, на чем держался Страшила. Это сгоряча он понес по хребту, а потом всю дорогу садился, говорил, что ноги не тащат, но Волосатик поднимал его и подталкивал в спину. Конструктор, которому я всучил на последнем привале рюкзак, брел сзади, и я заметил, что он хромает, не стесняясь. Тухлые наши дела.