Анатолий Власов - Фото на память

— Если бы знать тогда хоть вот на такую толику, — она показала краешек алого ноготка, — что впереди у каждой…

— Вот что, я сейчас…

Дима принес подсвечник с тремя голубыми, уже оплавленными свечами, чиркнул спичку. Загорелись три острых неспокойных огонька. Выключил торшер, и на вогнутом листке отпечатка возле веселых девчонок стрельнули три желтых живых лучика.

— Люсь, а сколько Лидии было?

Она помедлила и заговорила нехотя, но, начав, уже не могла не рассказать.

— Старше нас. Здесь ей двадцать. Прибегает раз на смену. В щеках пламя, глаза искрят. «Люська, Люська, я сегодня не работаю! Мне надо день, понимаешь! Влюбилась по уши. Пиши прогул или отпускай!» «Иди к мастеру.» «А я не хо-чу! Не могу же я ему об этом!» «Я не имею права отпускать. Иди к мастеру.» «Не тот он человек, чтобы я перед ним объяснялась». «Я не могу отпустить». «Пиши прогул! Пиши-и-и!» И убежала. А у самой уже три опоздания, да накануне с работы на два часа раньше смылась. Я вынуждена была доложить мастеру… Он докладную начальнику цеха подал. И на другой день вытащили нашу Лидию на обсуждение. Она подняла голову, повернула вот так же в сторону — и ни слова. Ее просят женщины, постарше нас которые: «Скажи, Лида, зачем так делаешь? Объясни, что да почему. Мы ведь понятливые. А поймем, так и разберемся по-женски. Может, и не завиним тебя. Ты уж выложь нам все, как на духу.» А она молчит. Тут-то и сказали ей: «Тебя, Лидия, в субботу на пруду видели. Ты в лодке с парнем вино пила, прямо из бутылки!» Лидия как посмотрит… Сверкнула глазами и мимо всех молча, с поднятой головой — к выходу. Собрание тогда и решило просить завком дать согласие на увольнение Лидии Скворцовой. За допущенный прогул. Вот и все. А утром звонок в цех: Лидия в больнице, разбилась на мотоцикле. Мы страхделегата сразу послали, навестить Лидию. Да уж не успели…

Люся сидела, упершись локтями в стол, зажав ладонями щеки.

Дима вытянул губы и слегка покачивал головой.

— Она с парнишкой тогда познакомилась. Только в армии отслужил. Он без ума в нее втрескался, и она… Говорят, хотели уж пожениться. Не могла она без него. А прямо с собрания — опять к нему же. Да на мотоцикле в горы. Выехали на шоссе, она: «Жми! Чтобы дух захватило!» И все требовала: «Жми, Юрка! Еще! Еще!» Кричала ему в ухо: «Хорошо-то как! Легко-то как!» Легко ей было… Он-то и впрямь легко отделался — плечо только разбил. Через месяц выписался из больницы, да за решетку. Отсидел свое и уехал. Вот и все.

Люся поставила карточку на ребро за подсвечником. Упругая бумага сощелкала своим торцом по полировке.

— Люсь, а Татьяна была на том собрании?

— Все в то лето и случилось, когда Татьяна в другую бригаду перешла. И Розка уехала экзамены сдавать. Да не сдала она. И Лидия… Сними нагар на свечах… И мы с тобой в то лето встретились…

— Знаешь что, Люсь. Позовем-ка мы Таню, Елену в гости. Розе напишем…

— А к чему это нам? Совсем ни к чему, Дима.

— Ну, как хочешь.

Дима идет по заводу. Он в новеньких зеленоватых брюках, туфли из желтой кожи с дырочками, будто пробитые крупной дробью, в сиреневой рубашке-кофте с пестрыми разводами. На плече — ремешок фотоаппарата.

Жарит солнце, и в траве газонов — там, тут, в третьем месте — вдруг жидким стеклом вырастают прозрачные зонтики воды, края их разрываются на мелкие брызги и белой пылью оседают на зелень, мокрят асфальт. Смолкают кузнечики. Минута — и свежесть облегчением наполняет грудь. Дима вскидывает аппарат к глазу, нажимает спуск. Будет симпатичный кадр для заводской фотогазеты.

— Дима, приветик!

— Салям, девочки.

— Дима, ты нас сфотографировал в то воскресенье на пляже. Когда сделаешь фотки?

— Как делать? Красивыми или так себе?

— Да мы серьезно, Дима. В накладе не будешь.

— И я не шучу. В понедельник меня ищите.

— Найде-ем!.. А ты куда?

Девочки поправляют на себе синие халатики, прихорашиваются перед ним.

— Я к Татьяне Андреевне.

Но тут новый разговор:

— Димка, черт! — кричит парень. — Ты куда провалился? Я тебя неделю ищу.

— Плохо ищешь. Кто ищет, тот найдет.

— Ты сейчас куда?

— В четырнадцатый.

— Димка, плюнь. Иди к нам. Сегодня мы в сборе. Да и перерыв кстати. Сфоткай нашу бригаду — семерых охломонов. Завтра пятеро остаемся. Борька с Глебом сбежали. В институт. Понимаешь, фотка на память. Калым сразу на бочку.

— Зайду, — обещает Дима надежно…

Татьяну Андреевну он увидел за стеклами в конторке старшего мастера. Она сидела, а перед ней стоял парнишка, морщась и глядя куда-то в бок.

Дима открыл легкую остекленную дверцу, спросил негромко:

— Можно ли, Татьяна Андреевна?

— Дима?! Заходи-заходи. Я сейчас.

И обратилась к парню:

— Ты, Ванек, вот как нам нужен. И себе, дружок, тоже нужен именно здесь, а не где-то там. Ты понять это должен. Я тебя ни за что не отпущу, пока человека из тебя не сделаю.

Парнишка отрешенно смотрел в сторону.

— Ну, иди. Не подпишу я тебе заявление. Не в первый и не в последний раз мы с тобой толкуем.

Когда парень ушел, она подвинула винтовой стульчик поближе и сказала:

— Посиди-ка, дружок, рядышком. Как это ты зайти надумал? Уж не ко мне ля в бригаду проситься? Айда, возьму. Как раз одного наладчика ищу. Мастером своего выдвинула. Уже второго лучшего наладчика вот так отдаю. — И вздохнула, блестя стеклышками очков. — Вот ведь незадача.

— Растут у тебя люди, Татьяна Андреевна.

— Ну, дружок, и всегда-то я для вас с Люсей была Таней. Вот и зови по-старому, не навеличивай. Так что пожаловал?

— И не догадаешься, Таня. Но прежде поздравить тебя хочу.

— С чем же? — она подняла вопросительно белесые брови.

— Так ведь по-новой с тем же. Прихожу нынче на избирательный, получаю бюллетени, а в одном Татьяна Андреевна Свешникова, Танька то есть, нашим кандидатом пропечатана. В облсовет. Разрешите пожать вашу ручку…

— Спасибо, Дима. Неужели до избирательного не знал?

— Так то слова были. А тут черным по белому, своими глазами. Ты у нас, Таня, так и до ордена добьешься.

— А что? И добьюсь, — она улыбнулась. — Люся-то как, не хворает? Давненько я ее не видела.

— Здорова. Спасибо.

— Так что же еще?

— А вот еще то самое.

И Дима извлек через расстегнутый ворот, из-под своей сиреневой рубашки с разводами, черный пакет, а из пакета осторожно вытянул фотоснимок и положил его перед Таней.

Она крутнула, будто не понимая, головой, достала из кармана платок, отчего сразу тонко нанесло духами, протерла стекла очков.

— Дима! Ей-богу, дружок, хоть целуй тебя за это.

— Так я не против.

— Да ведь это мы-ы… И Роза, и Люся, и Лена, и Лидия… Лида, Лида…

Она вздохнула.

— И все как огурчики зеленые, — пошутил Дима.

— А я-то, я-то какой цыпленок! Люсенька твоя… А Роза! Ух, цыганка черная. Ну, дружок, уважил. Ты мне разреши снимок с собой взять, я мужу покажу.