Леонид Фролов - Фонарик

Уговаривать его было бессмысленно.

— Вы вот что, молодые люди, — сказал Вася. — Вы о том не беспокойтесь, что я вас выдам. Сами будете молчать, так никто не узнает. Мне ведь с фонариком не в кино ходить, для поездок мне — в Полежаеве не увидят.

— Ну, дядя Вася, — сказал угрожающе Митька.

— А чего «дядя Вася», — развел Вася руками. — Дядя Вася купил хорошую вещь. Спасибо, что продали.

— Ну, и хапуга вы, — Митька весь покраснел.

— Ругайтесь, ругайтесь, меня не убудет. Только не проговоритесь где-нибудь, себе хуже наделаете.

Вовка уловил в его голосе беспокойство и, помедлив, сказал:

— Можно и проговориться… Нашел я этот фонарик, на волейбольной площадке нашел… Понимаете?

— Ну и чего? Ты нашел, я купил. Вот и весь разговор.

— Как же, купили вы… Не купили, а отобрали. Думаете, маленький я, так мне не поверят? А я все расскажу, как было. Я не придумываю, я…

— Но Аркадий-то Ильич подтвердит, — остановил его Вася. — Не я покупал конфеты…

Митька швырнул кулек на стол — конфеты рассыпались. Самые вкусные — «Мишка на Севере». Сто пятьдесят граммов без двух конфет.

— Подавитесь вы ими! Очень они нам нужны! — Митька схватил Вовку за руку, но Вася остановил их:

— Нет, молодые люди, кончать дело ссорой я не хочу. Если уж вы такие неблагодарные, обозвали меня и хапугой, и бог знает, чего обо мне подумали, давайте останемся при своих интересах. Я продам вам фонарик. Только уберите, пожалуйста, конфеты: я не люблю сладкого.

Вовка, не веря своим ушам, сгреб конфеты в кулек.

Вася посмеивался.

— Три рубля — и весь разговор, — предложил он спокойно. — Ну, как! Согласны?

Он, конечно, знал, что денег у них ни у которого нет. Да еще таких денег!

— Это же нечестно, — упавшим голосом проговорил Митька.

— Но я же вас не заставляю. Хотите — берите, хотите — нет. Закон рынка. Так сказать, на добровольных началах. Ну, как? По рукам? — и, радуясь замешательству ребят, снова развел руками. — Ну, как хотите. Было бы предложено. Если надумаете — жду. А Неганову, впрочем, так и можете передать: готов вернуть в любую минуту. За соответствующую плату, естественно.

Несолоно хлебавши, оставили ребята Васин дом.

И все-таки Вовке ударила в голову счастливая мысль. Ну, как он сразу-то не сообразил? На этом можно разбогатеть. А уж на три-то рубля он сумеет по телефону наговорить. Наговорила же Шура Лешукова на рубль восемьдесят четыре… Ну, а если Вовка один не сможет, так Митька на рублевку да подскажет. Вдвоем-то на трешник, глядишь, и вытянут.

Вот только о чем говорить…

Они несколько дней шушукались с Митькой. Ничего подходящего не могли придумать. А дело-то было стоящее, только бы знать, о чем говорить…

Вася-сельповский за это время не раз попадался ребятам навстречу:

— Ну, молодые люди, когда придете ко мне за покупкой? — спрашивал весело, и ухмылочка не сползала с его лица. — Только теперь уж, может, и ни к чему? Шум улегся, смирились с пропажей Негановы. Но если надумаете… — Вася делал рукой приглашающий жест.

Ребята торжествующе переглядывались: подожди, придет час… А Вася, подозревая их в чем-то, насмешливо поучал:

— У мамок тянуть не вздумайте. Мамки дерутся больно, — и на всякий случай предупреждал. — Я ведь поинтересуюсь у них, откуда деньги возьмете.

Ну, не на таковских напал! Все Полежаево будет знать, откуда к ним деньги приплывут. Тогда посмотрим, что запоешь…

Но вот задача! Шура Лешукова — позвонили ей — с ходу наговорила, а они битых четыре дня советовались между собой и не могли выбрать подходящего варианта.

— Давай о пионерском сборе расскажем, — предлагал Вовка.

— О каком?

— Ну, на котором сказки читали… Помнишь, как всем понравилось?

— Так это же когда было… Зимой еще… А в газету надо про сегодняшний день.

— Ну, тогда… как грибы собираем.

— А как?

Действительно, как? Тут и на десять копеек не наберется слов. Сходили в лес, принесли по корзине — и рассказывать не о чем.

И все-таки у Вовки светлая голова! Прибежал вечером к Митьке.

— Придумал!

Митька и верить ему боялся. Сколько уж всего перебрали, и оказывалось зря. А тут все же заволновался, потому что таким уверенным Вовку еще не видел.

— Мы про твою маму расскажем! Что она хорошо работает… Что председатель колхоза вручил ей премию…

— Так не только ей.

— А мы и другие фамилии назовем. Ты только узнай у нее, по сколько литров она надоила от каждой коровы… Без цифр они с нами и разговаривать не будут. Достанешь цифры?

— Достану.

— Ну, то-то же… А я уж в школе окно приготовил, обе задвижки открыл.

— А если учительская на замке? Телефон-то в учительской…

— Ты что? Как с луны свалился. Они же ключ над косяком прячут. Табуретку придвинул — и все. С приветом.

И Вовка, довольный, понесся домой. Дело было уже почти в шляпе.

В школе остро пахло свежей краской. Митьке хорошо, он остался стоять у угла на карауле, а Вовка, изо всех сил сдерживая себя, чтобы не чихнуть, пробирался в учительский кабинет. Ноги липли к накрашенным, еще не совсем просохшим половицам.

Вовка снял телефонную трубку и чуть не вздрогнул от резкого голоса, резанувшего по уху:

— Пятый!

Он испуганно положил трубку назад. Какой пятый? Потом догадался, что это телефонистка на станции назвала свой номер, и снова взял трубку.

— Пятый.

— Дайте редакцию, — неуверенно попросил Вовка, и вот уж другой женский голос устало проговорил:

— Слушаю вас! Антипова.

Вовка немного замешкался, и женщина раздраженно поторопила:

— Слушаю вас! Что вы молчите?

— Я сейчас буду говорить. Вы записывайте, — сказал Вовка, облизывая ссохшиеся губы.

— А что вы будете говорить? — насмешливо поинтересовалась женщина.

— Про Митькину маму.

— Мальчик, здесь не детский сад, — строго сказала женщина.

Вовка насупленно затих. Молчала и женщина.

На линии что-то пощелкивало и гудело.

— Тетенька, — решился Вовка. — Я немного наговорю, только на три рубля.

На том конце провода повесили трубку. Частые гудки оглушили Вовку. Он постоял расстроенно и тоже повесил трубку.

Хоть бы спросила о чем-нибудь, а то и разговаривать не стала. Наверно, Вовка неправильно что-то сказал. Ну, конечно, неправильно! Надо было фамилию сразу назвать, про Микулину, мол, Надежду Матвеевну, а также и про других доярок колхоза имени Жданова. А он: «Про Митькину маму…» Эх, тюха-пантюха… Придумал тоже…

Митька подпрыгивал на улице под окном, льнул лбом к стеклу. Вот ведь и не поверит еще, не звонил, скажет, струсил.

Не попробовать ли еще разок? Эх, была не была…

И когда Митькино лицо снова оказалось на уровне нижнего переплета рамы, Вовка снял трубку.